Южные практики Московской гимназии на Юго-Западе
О практиках Наука Фотографии

Оренбургский заповедник

30 апреля -- 10 мая 2011

П. Борисова

Сказка

***

У дороги сидел байбак. Сидел перед норкой и свистел. Откуда-то слева к нему подбежал еще один и юркнул в норку. Первый байбак (чуть более светлый) опустился вслед за ним, только кончик хвоста торчит. Второй (более рыжий) тут же выскочил из норы и что-то засвистел. Первый же...

За этой сумбурной сценой наблюдало четверо, спрятавшись за маленьким холмиком возле байбачьего жилища. Один человек был с фотоаппаратом, второй — с биноклем, третий — с пустыми руками, а четвертый в оранжевых штанах. Минут пять назад они, проходя мимо, заметили животных, и осторожно, на четвереньках, подползли к ним.

И за байбаками, и за четырьмя людьми наблюдали в стороне две девочки, потешаясь и над первыми, и над вторыми...

***

Весело болтая, мы, пройдя через кусты, увидали горсть цветных палаток возле маленького домика. Вторая группа уже вернулась, между палаток бродили люди. Подошли ближе. Как в конце любого дня и маршрута, начался обмен впечатлениями.
— Мы, мы видели целую стену ирисов! Они пахли, так пахли, совсем по-разному... А еще мы видели столько косуль!
— Да они на Гришу смотреть прибегали. И лосей видели, а байбаков столько...

Вы бывали когда-нибудь в степи? Ах, вы там даже родились и выросли? А я до недавнего времени смутно себе представляла степи...

Оренбургский заповедник — один из самых крупных степных заповедников (распахали все, распахали!). Он состоит из четырех весьма удаленных друг от друга участков. Сейчас мы находимся на одном из них — Буртинская степь. Чуть позже мы переместимся на другой участок — Айтуарскую степь. На дворе — май, время цветения тюльпанов и прочей приятной всячины, вроде рябчиков, ирисов и сон-травы.

Утром (как всегда на практиках, а наша поездка — практика для 9 класса, утро начиналась криком двух дежурных «Подъем!») после завтрака группы стали потихоньку собираться. Всего нас 24 человека, групп две — «быстрые», возглавляемые Люшей-Полиной, и «медленные» — возглавляемые Суховыми, Дашей и Сережей. Сегодня с утра, до завтрака, была для желающих прогулка к озерам Кусколь, они рядышком, там много птиц — еще не кончился весенний пролет. Желающими оказались Даша-Лиза и я, с нами пошли Люша и Суховы. Вчера там были лебеди, сегодня — много уток, чайки, чомги... В кустах сидят кукушки, их крики слышны далеко вокруг. После этой прогулки обе Даши-Лизы решили остаться в лагере. Даша-Лиза они потому, что одна из девочек Лиза, а другая Даша. Но они очень схожи собой, если не внешне (хотя обе маленькие, бледные), то поведением, и ходят они везде вместе. Полина их все время путала, а они этого не терпят, но как-то так получается, что их поведение еще больше всех запутывает.

Идем мы (в быстрой группе) стало быть — Люша, Полина, Гриша, Саша, Рита, Алена (она же Фламинга) и я. Вчера с нами ходил Петя Петров (Питер, как зовет его Полина), но сегодня он идет сам куда-то ловить своих водных жуков (он энтомолог).

Ольшаник, сквозь жухлую траву пробивается завитками хмель. Ароматные, набухшие почки смородины где-то уже развернулись в листочки. Посреди ольшаника течет ручей. Пейзаж напоминает подмосковный. Вот плотина, там и тут торчат свежеобглоданные веточки.
— А можно по ней пройти? — спрашивает Гриша.
— Ну, пройдись, — смеясь, отвечает Полина, — А мы на тебя посмотрим.
— Да, давай, Гриша, — вторит Полине Люша.
Тот на минуточку задумался. Потом — была, не была — пошел. Но нет, и плотина цела, и Гриша сух.
— Тогда по ней мы перейдем на другой берег.

Идет Полина. После нее плотина провалилась в двух местах. Вода с шумом полилась через край, будто маленькие водопадики.
— Надо было Полине идти последней, — смеется кто-то.

Бобры здесь сидят в некоторых ручьях. Например, недалеко от лагеря есть источник Кайнар. Когда два года назад здесь проходила аналогичная практика, то это был кристально-чистый источник, со специально сделанной ванночкой. А нынче бобры, жившие в ручье, вытекающего из этого источника, построили плотину совсем близко к истоку, и теперь вместо ванночки — мутноватая лужа (хотя ключи со дна бьют).

Люша подобрала палочку, обглоданную бобрами на манер указки. «Палочка-поучалочка»

Выходим из ольшаника. Низкое серое небо, облако малозаметно переходит в мелкий, бисерный дождь — вроде ничего не капает, а волосы скоро мокнут, будто перья у воробья в луже. За этими облаками соседних холмов-сопок не видно.

— Копаем?
— М-м... Ну давай.
— Вот...
— А еще?
Люша и Полина копают тюльпаны. Возник вопрос — а какие все же это тюльпаны, что так массово желтеют по склонам? Один вид или их два? Люша ходит с гербарной папкой. Она вообще похожа на елку новогоднюю: бинокли, фотоаппарат, папка — навешено всякого!..

Сегодня нам надо взобраться на плато Муюлды — господствующая высота в 400-420 метров.

Наконец, мимо островков леса (несколько осин, пара берез) между складок холмов, по дороге, забрались мы на плато и пошли по нему. Тут уже совсем другое ощущение — налево смотришь, направо смотришь — ровно, что твой стол (густые облака совсем скрывают, что вдалеке). Дождик то припустит, то стихнет. На Полине, Люше и мне надета химза — тяжелый резиновый плащ зеленого цвета, в отличие от легких, из серебрянки, плащиков школьников, не пропускают воду. Оденешь капюшон, капли стучат, будто по крыше, а ты на чердаке. При любой возможности стараюсь снять этот капюшон. Люша тоже, она говорит, что в капюшоне — будто отрезан от всего мира и можно запросто впасть в «отупляющее слабоумие».

Вот на этом плато, особенно по его краю, где по склонам — деревья, много косуль и лосей. У Люши все берут бинокль. Какие-то косули были сначала вдалеке, а потом (ветер дул на нас) постепенно приближались к нам. Гриша, разглядывая их в бинокль, вдруг сказал: «Ой! Они все на меня смотрят». «Да, Гриша, они специально прибежали на тебя посмотреть!»

Люша, как сумасшедшая, только и успевала щелкать фотоаппаратом.

Пока мы шли к месту для обеда, в овражках был виден снег, еще не растаявший. «Эх, хорошо бы было прокатиться вниз» — мечтательно сказала Люша. «На химзе?» — спрашиваю. «Ну, например».

Наконец, какой-то овражек, с ручейком, березами приглянулся Полине. Стали спускаться. «О, Люша, смотри!». Замечательный участок склона был покрыт хорошо слежавшимся снегом. Гриша, затем Фламинга тут же съехали вниз на своих сидушках, образовав хорошую уплотненную траншейку. После я проехалась на химзе, довольно быстро, отполировав спуск. Последней, с ветерком, скатилась Люша.

У ручья желтели цветущие ивы, много сухих дров, да и капать вроде перестало. Хороший, приятный обед. Гриша, несущий кан (8-ми литровый, продолговатый), все никак не может подружиться с крышкой от него. То он ее дома оставит, то, как сейчас, оставит валяться в прошлогодней траве. Люша ее подобрала, правда.

Идем дальше по плато. Мы должны пройти через наибольшую в округе высоту — 420 метров. В голове рисуется гора, желательно покруче, чтоб на сотни километров с нее было видно. Идем мы по плато, тут Полина говорит: «Ну, вершина здесь должна быть, мы ее даже прошли». Вот тебе и крутая гора...

Потом мы спустились вниз, обходя плато, должны были вернуться в лагерь. Где-то еще косуля, где-то байбак. Склоны, желтевшие до этого тюльпанами Биберштейна, теперь желтеют адонисами и лютиками.

Вдруг Полина указывает на склон, вдоль которого мы идем. «Что это там желтеется?» «А, — говорю неохотно я, — какие-нибудь лютики... Ерунда». Но и вправду, желтый цвет не такой, как у лютика-адониса, канареечный, а лимонный, в зелень. Подходим чуть ближе, Полина и говорит Люше: «Посмотри в бинокль, что там». «Ирисы», — отвечает она. И мы пошли смотреть на ирисы.

В одной любимой мною детской книге один герой говорит другому о том, что есть занятие куда приятней, чем таскать за собой чемоданы. Имелось в виду, со всякими вещами-сокровищами. Цветущие ирисы покрывали весь склон, и были лучше всякой клумбы. Старание садоводов над клумбами, можно приравнять к тасканию за собой чемоданов.

Если нагнувшись, смотреть сверху вниз, то и листья, и каменистая почва исчезают под цветочной пеной ирисов. Сплошной ковер. Ирисы были самых разных цветов и оттенков. Синие, больше в ультрамарин и фиолетовый, белые, лимонно-белые, желтые, желтые с коричневым.

Еще в прошлую поездку народу пришло в голову нюхать цветы, в том числе и ирисы. Была даже мысль придумать определитель для слепых, где основным признаком был бы запах. И сейчас все бросились нюхать ирисы.

Пахнут они по-разному. Какие-то почти не пахнут, какие-то пахнут скучно эдакой цветочной свежестью, вроде как у ларька с цветами — так пахнут, например, тюльпаны. Какие-то пахли тучно, ярко, как духи пожилой тетушки. Были экземпляры с таким резким запахом, что напоминало отдушку средства для мытья посуды «Фейри». Группка бледно-желтых цветов пахла миндалем. Вот «тонкая лимонная корочка». Типичный нарцисс. Не пахнет. Густой классический ирис. Одна вторая классического ириса, капля лимона, четверть карамели и четверть ванили... Чем выше по склону карабкались мы (точнее, ползли, припав носами к земле, от цветка до цветка), тем многообразнее становились описания.

Не без труда ушли с этого склончика. Большое цветное пятно тут же кончилось при изгибе склона. А дальше было много байбачьих нор, целый городок. И у одной из них мы застряли...

***

Это все было в третий день нашего пребывания на участке Буртинская степь.

Прибыли мы сюда глубокой ночью на «Икарусе». Да-да, шикарный автобус с мягкими креслами и телевизором, показывавшим нам какое-то кино и мультики. Заехали к самым дверям кордона заповедника. В прошлой поездке такой автобус завяз в луже, и его вытащили трактором через день. Кордон этот представлял небольшой домик и баню. За домиком была беседка — навес с большим столом, где все обычно ели. Были длинные столы рядом, без крыши. Место для костра — вроде большого мангала, с решетками и тяжелым согнутым металлическим листом — защита от ветра. Ветер — спутник степных просторов. Когда послабее, когда посильнее, но почти каждый день. Когда мы ставили палатки (в темноте, с фонариками), то у кого-то одна, еще не пришпиленная к земле колышками, улетела, и за ней долго бежали. И когда мы собирались уже обратно, то все время улетали пакетики-бумажки, а школьники за ними бегали. Люша, закладывая в папку растения, то становилась спиной к ветру, то просила придержать вертикально сторону папки, иначе все газеты сдует. Палатки растягивали, колышков не хватало, резали из палок. Кто-то привязал растяжки к чурбачкам, кто-то к лежавшему рельсу. Лежишь ночью, а ткань тента палаточного хлопает, дуги несколько гнутся, думаешь — вот-вот полетишь.

«Если уж нашу палатку так трясет, — говорит Люша, — то что же с остальными?» Кому-то и вправду, ночью пришлось срочно вгонять колышки назад.

Приехали мы сюда ночью. В домике живут двое зоологов. Один мужчина, специалист по грызунам и их паразитам, что-то такое. Он сюда ездит уже лет двадцать, еще студентом на практику приезжал. Молоденькая девушка в очках, молчаливая, занимается бобрами.

Школьники не совсем сразу, но поставили палатки, и мы легли спать до 11 утра.

С утра было пасмурно. «Если б было солнце, мы бы так сладко до 11 не спали бы» — говорит Люша. Пока туда-сюда, к часу, наверное, мы вышли. Разделились на упомянутых «медленных» и «быстрых». Медленных больше. У нас же — Люша, Полина, Питер, Даша-Лиза, Рита, Фламинга, Гриша, Саша и я. Суховы пошли на плато Муелды, мы — на горы Кармен.

Всякая первая экскурсия на практике полна новыми растениями, и за первые часа два их набирается более двух десятков. Что-то Люша не знает, что-то забыла — уносим с собой определять. У нас три новенькие книги — определители Оренбургской области. В прошлую поездку этих книг не было, была распечатка хитрым образом добытого макета этого определителя. Сейчас эта кипа листов тоже была с нами, но за всю практику ее, кажется, так и не достали. Большую часть маршрута уныло капало. Нашли тюльпан Биберштейна странной окраски — не желтой, как все вокруг (они образовывали настоящий ковер), а бело-розовые, росшие небольшими пятнами. Питер тут же решил, что «раз желтые тюльпаны — предвестники разлуки, то эти тюльпаны — предвестники страшной смерти».

Питер вообще очень разговорчив. Причем большая часть его разговоров вьется вокруг литературы, искусства и науки, его речь пересыпана цитатами, как норковая шуба нафталином у хорошей хозяйки. Мне интересно его послушать, среди моих знакомых не так много людей, могущих почти к любому случаю процитировать какие-нибудь стихи, сейчас это не очень в моде в обычных кругах. Фламинга, имея еще гуманитарные задатки, активно с Питером беседует; я в разговор не влезаю, и только слушаю (я так частенько делаю).

Еще одна особенность степей — группа растянута не столько в длину, сколько в ширину. В лесу все идут колонной, след в след. Здесь же ты спокойно шагаешь рядом с соседом — влево, вправо, одинаковая трава, более-менее ровная поверхность. Холмы, сопки небольшие, взбираешься на них не особо утруждаясь (не всегда, конечно) по сравнению с кавказскими горушками.

***

На второй день погода вроде бы улучшилась. Ночью была гроза. Какие-то девочки в палатках визжали. Когда гром гремит — этого не слышно, но когда гроза прошла, а они все визжат — это уже заметно. «Но нам же было страшно!» — говорили они утром злой Полине.

Сегодня мы идем сначала к «голубым глазам Оренбуржья» — озерам Кусколь, а после — к соляному колодцу и обратно по ручью Тузлукколь.

На озере много птиц. Есть лебеди, утки, чомги, какие-то кулики. Люша высматривает ходулочника («самая красивая птичка!»), но не находит его. Обходим одно озеро, затем другое. Питер в каждом помахивает своим сачком, чего-то даже выловил. Он ходит с сачком, как джентльмен с тростью.

Небольшим хребтиком идем параллельно ручью до соленого колодца. Вот кончилась заповедная территория, начались пашни. В одном месте земля трехцветная: коричневая пашня, белесая с прошлогодней травой и зеленая — горевшая.

Припекает солнце. Идем вправо вдоль пашни. Посреди борозд желтеется одинокий тюльпанчик — мол, губите степь, пашите-копайте, а до конца не загубите! Приближаемся все к тому соленому колодцу («Соленый колодец... Как же это должно выглядеть?»). Холмик, тропинки... Началась внизу склона черная грязь с сизым налетом, какая-то лужа... Грязь — соленая. Полина то там полижет, то тут попробует. «Можете есть грязь! Разрешаю», — самодовольно говорит она.

Наконец показался ручей. Соленый... Перекинуты через воду дощечки. По берегу выкопаны округлые ямы (на дне сияет водичка). Это местечко посещаемо, чуть ли не священным считается. К сожалению, следы человеческого прибытия везде видны — бутылки, тапочки, тряпочки...

Посреди ручья видим — вкопано несколько обрезков труб шириной 15-20 см, из них течет вода. Попробуем... Крепкий рассол, как в океане, если не солоней! И вода бьет, клокочет из этой трубы. «Да..., — говорит Полина, - никогда бы и не подумала, что из-под земли может бить рассол и такой крепкий. Когда вода в озере, луже соленая, это можно понять — ну выпарилась вода, но так...»

А Люша все это время плелась метрах в 200-х сзади — фотографировала то да се. И вот она подходит к нам, видит — родник бьет. «О, сейчас кружку достану» — говорит она и уже собралась в рюкзак лезть. «Ты сначала попробуй, вдруг тебе не понравится» — смеется Полина. И все стали полукругом , во все глаза смотрят на Люшу, как на акробата в цирке — что же она скажет. Люша было махнула рукой, мол, и так сойдет, но все же зачерпнула из трубы. «Тьфу!». «Вот Люша, видишь, какие мы добрые, — продолжал Питер, — не дали тебе из кружки горло прополоскать этой водой».

Отсюда видно стоящие на противоположном берегу три сортира. В рядочек стоят: один из необтесанных корявых досок, второй из струганных досок, третий и формой сложнее и крашен светлой краской. «Эволюция...».

Ручей — это хорошо. Теперь нужны дрова и вода не соленая. На холмике рядом могилы — куча камней и столб каменный с арабской вязью. Идем вверх по ручью. Ручей этот берет начало из того источника, что рядом с лагерем.

Так, вода уже пресная, но вокруг только хлипкие кустики, идем дальше. Я подбираю какие-то валяющиеся на дороге серые от времени деревяшки. «Прям как в тундре», — замечает Люша.

Вдруг на обочине, в траве что-то блеснуло. Черепаха! С черными кожистыми лапами и довольно длинным хвостом, узорчатым панцирем — ну точно игрушка с витрины. Полина школьникам запрещает ее трогать: «Еще укусит». Потом прибежала Люша и тут же ее схватила. Девятиклассники стали спрашивать, у кого могли сбежать черепахи. Я черепахе очень удивилась, в диком виде видела ее первый раз.

Наконец, недалеко от бродившего стада коров, были хорошие кусты. Сухих веток — бери не хочу. Котелочки вскипают, обедаем.

Времени еще много. Идем дальше по дороге, вот она пересекает ручей. «О, это то самое место! — восклицает Питер, — А ты, Полина, говорила, что я его не найду!»

Питер здесь ловил каких-то замечательных жуков. И мы делаем остановку примерно на час. Солнце, Питер возится в воде, ему помогают Даша и Алена. Люша бегает с биноклем и фотоаппаратом. Остальные тихо сидят-лежат. Полина аж заснула. По пути к лагерю мы заглянули на еще одно кладбище, похожее на виденную могилу у соленого колодца.

***

После посещения нами плато Муелды, мы переместились на второй участок — Айтуарскую степь. Ночью опять была гроза. Утром, пока не было дождя, мы быстро собрались часа за два. Ехали на двух маршрутках, которые подъехали к самому кордону. Люди перемежались слоями рюкзаков, будто коржи в торте — кремом.

Доезжаем до поселка Айтуар — довольно небольшого, но мирного. Полина говорит, что хоть мы и стоим у самого края поселка, никто никогда не приходил, жители спокойные.

Осенью этот участок заповедника почти весь горел. Мы стоим в нескольких сотнях метров от реки Урал — границы Европы и Азии (потом, во время одной из пеших прогулок, мы останавливались у берегов Урала, и мальчики метали камни из Азии в Европу). Из скалы течет родник.

Те, кто был в прошлый раз, с удивлением смотрят на пейзаж. Густые кусты превратились в редкую щетку обгоревших веток, всюду обломки обгоревших деревьев. Земля черная, с остатками пепла, всюду пробивается зеленая трава («зеленка», как называют ее инспектора заповедника). Поэтому издали куски негоревшей степи — желто-сизые, а горевшей — ярко-зеленые.

Едва мы успели поставить палатки, как сверху закапало. Обед. Дальнейшие наши действия таковы: желающие идут смотреть на тюльпаны (они растут в особом месте). Остальные остаются под присмотром Люши собирать дрова. На удивление, около половины девятиклассников осталось.

Этот кусок заповедника состоит из шести параллельных балок. Тюльпаны были через одну от нас. По пути мы встретили кладбище, с каменными столбами, но более современное (о датировках всех этих кладбищ были споры).

Наконец, спускаемся по склону в нужном месте. Где-то здесь должны быть нужные нам цветы. О, а это что желтеется? Зелень горевших склонов, и по ней пятна, крапинки краски — этакая ткань. Тюльпаны цветные: желтые, красные, белые, сиреневые. Мы с Машей хотели найти «истинно оранжевый тюльпанчик», но видели только полосатые — желто-красные. Освещение приглушенное, мягкое. На лепестках — капельки воды. Сядешь на химзу, голову опустишь и вдаль смотришь — эдакое цветочное море... Гриша замер на месте, задумался. Тюльпаны влево, тюльпаны вправо... Кажется там лучше, идешь в одну сторону, потом в другую...

Наконец все собрались идти обратно.

В лагере, под присмотром Люши школьники построили «домик для костра» — полукруглую стенку с метр высотой. Напротив высятся дрова, сортированные по размеру. Впечатляет. Притащили еще бревен для сидения. Позже Люша говорила, что добиться такого было нелегко: «Принесут одну веточку и стоят. Я говорю, что стоишь? Иди еще. И так 20 раз. Стали пилить. Первое двое между собой больше ругались, чем пилили, с одним бревном полчаса возились».

Вечером читаем «Полынные сказки» Ю. Коваля и поем песни.

***

Следующие два дня мы ходили к реке Алимбет. В первый день — к устью, она в Урал впадает, а во второй день ближе к истоку. Погода улучшилась. Идем по балкам, то вверх, то вниз, а на верхушках дует сильный ветер. Как-то мне стало холодно, а кофты не было никакой. Пришлось одеть химзу, стало сразу теплее. То и дело видны скалы, выходы всяких пород. Скалы почти все обрастают рыжим лишайником, напоминают диковинных животных, остатки драконов.

Видели еще несколько кладбищ разных времен. Мы даже решили, что на самом деле наша практика — это путешествие по кладбищам — «Черному кольцу Оренбуржья».

Размер группы за эти дни поуменьшился. Даша-Лиза то уходили, то приходили к нам, Саша на второй день решил перейти в медленную группу. «Игра на выбывание».

Видели поля рябчиков. В один день медленная группа у солончака набрела на такую поляну, на следующий день мы нашли похожую картину. Зеленая полоса метров 30 шириной. На ней, будто такие блестящие жуки, колышутся на ветру крупные темно-коричневые цветки. Они густо-густо растут, вдалеке сливаясь в единую массу. Все тут же бросились фотографировать.

Солнце не перестает светить. Все решили принять меры (у Люши ныли нос и щеки, обгорела) и принялись мазаться кремом от загара. Наблюдался интересный эффект. Мелкая пыль, особенно угольная, охотно липнет к намазанному лицу. Часто у человека крем размазан неравномерно, остаются белые разводы, которые быстро превращаются в серые, даже с каким-то синим оттенком. Лучше всех выглядит Рита. Она вся в черном, а кремом намазана гуще остальных. Настоящий «черный телепузик».

Во время второго маршрута было жарче, и Алена все хотела купаться (мы шли к верховьям Алимбета), Алена вообще любит воду, не зря ее Люша с Полиной в Молдино характеризовали так: «Смеяться, падать, мыть голову». Мыть голову Алене уже удалось — всех вымыли в бане на участке Буртинская степь. Когда мы пришли к Алимбету, то воды там было немного. Но потом, когда кипятилась вода на склоне под развесистым тополем, мы с Аленой (я решила составить ей компанию) нашли запруду, там глубоко — выше колена! Вода оказалась ледяной. Во время обеда нам пришлось пить ужасный чай. Все взяли чай черный, обычный, а наша Маша взяла зеленый, да еще с ароматом лимона. Аромат этот мог бы отгонять моль в шкафу. А еще к чаю были добавки — в кружке невесело плавали апельсиновые корки и какая-то трава, походящая на осоку.

Уходя дальше, мы шли по берегу у самой воды. Вдруг раздался крик Люши: «Бобр! Вон плывет!» Мне удалось увидеть часть бобра — его задние лапы и кожаный хвост. Подождали немного — вдруг выплывет, но нет, не показался. После мы увидели еще барсука, удиравшего от нас. «Мы увидели всех зверей, которых можно здесь встретить» —подытожила Люша.

Иногда мы встречали пятна тюльпанов (Шренка; этот же вид рос в той долине, куда мы ходили по приезду), и они были небольшие и часто одноцветные (желтые). Видели странное растение зигофиллюм. Он еще не расцвел, но внутри бутоны ярко-оранжевые. Когда Люша с Полиной приехали сюда впервые, то долго не могли понять, из какого семейства этот странный чудак.

Еще на первом участке Маша нашла кусок эфедры с длинным корнем. Эфедру назвали ролтон-трава из-за кривеньких тоненьких веточек, напоминавших сухую вермишель. Но потом решили, что эфедра — это «Машкина икебашка». Машина эфедровая икебана благополучно доехала до ее дома.

К нам приходила тетенька — местный ботаник. Она не намного старше Полины и Люши, и мы с ней беседовали. Про тюльпаны она сказала, что такая массовость цветения бывает раз в 10-15 лет.

***

Сегодня последний день. Вечером мы должны на автобусе доехать до станции Кувандык. Поэтому маршруты двух групп небольшие: медленная группа даже котелков для обеда не взяла. Полина осталась в лагере (остальные уже оставались), а Люша хочет найти редкий цветочек, и мы идем за балки, почти к самой границе Казахстана, нам нужны скалы. Жара жуткая, ветер, как назло, стих. Здесь, около Урала (много воды) достаточно мошки. Они кусаются мало, но лезут в рот, глаза, уши, нос. Полина дала Люше GPS, карту и копалку. Люша, рассматривающая GPS и карту, — достаточно непривычное зрелище. Не очень быстро доходим до каких-то скал чудной формы. Цветочка нужного все нет. Смотрим, а за нами что-то белеется сзади. Люша смотрит в бинокль — а это пограничная вешка. Все! В Казахстане мы. Скорее двинулись назад. «В прошлый раз, — говорит Люша, — даже этих пограничных вешек не было. Кто хотите идите, куда хотите».

Не сразу нашли воду для обеда. Девочки долго шли замученные, прежде чем мы увидели ручеек. Мелкий, но как-то набрали воды — вдруг дальше не будет! Но нет дров. Идем дальше. Вот кусты, но Люша говорит: «Надо тенек, а то мы помрем». Девочки, пыхтя, идут дальше. «Так мы их до самого начала ручья заставим идти», — улыбнулась Люша. С полчаса назад они говорили, что не пройдут и лишнего километра, если можно его не проходить. Дошли до хорошего места. Надо сказать, что ручей вверх по течению становился все глубже и приглядней. И можно было легко, не мучаясь, набрать хоть 10 котелков воды.

После обеда идти веселей. Мы вскоре забрались на хребет, за ним была тюльпановая долина, и решили идти по хребтику, а не спускаться вниз — может несколько неудобно идти вверх-вниз, зато тут ветер, не так жарко. «Хуже всего сейчас в лагере, — говорит Люша, — там нет ни ветерка, ни тени толком, в палатку не залезешь — духота.

Сборы прошли быстро, автобус был почти на окраине лагеря, мы туда все погрузились, ночью сели в поезд и через полутора суток приехали в Москву.

Webmaster: Полина Волкова