Оренбургский заповедник: май-2009
Начиная писать некое подобие путевого журнала, я вечно разрываюсь между «лично» и «интересно», потому что совмещать оба понятия немного не выходит…так что я заранее прошу прощения у вероятного читателя за неуёмное использование то одного стиля, то другого. Ещё хочу добавить (да-да, скоро кончатся эти бесконечные расшаркивания), что данное вступление пишется уже в Москве, потому и название так плавно и легко придумалось, не без помощи (пусть и бессознательной, наверное) Петра Николаевича Петрова, упоминавшего похожую комбинацию слов в начале практики, за что ему большое спасибо, так как слова эти не канули в бездну и т.д. и т.п. … Всё. Начинаю заметки.
Унылый привокзальный пейзаж не первой свежести медленно проплывает за окном. Лирическое начало, не менее лирическое настроение. Однако всё это скоро забывается и начинается процесс, именующийся Дорогой-Туда, такой довольно сонный, перемежающийся взрывами не-трудно-догадаться-чьего хохота и мерным жеванием челюстей в соседних купе. Всё в мыльных пузырях, бутербродах и рассыпанных шоколадных катышках. Общая картина достойна желтого дома, впрочем, как и обычно. Рязань, Самара… всё сливается в одно сине-зелено-желтое пятно с вкраплениями лиц. Однако и лица вскоре словно бы растекаются в духоте вагона. За час-другой до приезда в Оренбург начинается знакомый мандраж. Все куда-то собираются, выходят, заходят, бегают, в общем, купаются в суете и наслаждаются этим. Как-то не слишком заметно в нашу жизнь входит Байбак. Он потешается над людьми, а люди потешаются над ним. Всем хорошо, все довольны. Вдруг ситуация начинает стремительно меняться. Огромные факелы появляются за окном (в темноте они кажутся особенно огромными). Пламя вырывается из их разинутых зевов, наводя ужас на простых смертных. Байбак притих, всем страшно, все боятся. Почти что Мордор. И город Оркск. Факелы кончились, всем плохо, потому что факелы были интересными, а теперь опять надо бегать и суетиться, ну что за жизнь! Кряхтит усталый состав, подъезжаем к вокзалу. Неожиданно настроение меняется совершенно, мы вываливаемся из поезда, и нас топит в своих замечательно-свежих водоворотах южный пьяный воздух. В голове ветер свистит, в ушах – словно по клоку мягкой ваты, состояние самоубийственной безответственности, прекрасной и недолговечной.
Нет, определенно всё слишком хорошо. Этот огромный местисотый шерседес-или-как-его-там слишком хорош для обугленной темноты вокруг. Он слишком мягко едет, в нем слишком много места, и он СЛИШКОМ прилично выглядит. Значит, для него должны быть свои собственные, такие же понтовые и слишком большие проблемы. И они есть! Рядом с нашим лимузином появляется ещё один, невидимый, но слышимый. Тук-хрясь-бдыщ. Здесь всё – и щебенка, и другой автобус, и достраиваемые воспаленным воображением трехэтажные фразы водителя. Зловещие красные огоньки впереди гаснут, ведущая нас машина едет и едет, виляя фарами с видимым презрением к этому драндулету. Ну, если вы не можете угадать, что было дальше, то и ладно. Дальше были приключения! Грязь, дождь, рюкзаки, кто-то снимает ботинки, падает, ругается, все мокнут и радуются, что это зловещее благополучие кончилось. Фонарик гаснет, скрежещет, тени дергаются в неверном свете, и впереди видны очертания дома.
Отсутствие развернутых описаний (страниц на десять) степной природы я могу объяснить строчкой из стихотворения: «И как я тебе расскажу про тропический сад,/ Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…».
Как рассказать про сбивающий с ног ветер, про палящее солнце, про белые от соли травы, про горьковатую воду в солонцовых лужицах, про бесконечное высокое-высокое небо (выше всего в мире, выше всех гор и деревьев), про закаты и рассветы, про ночной холод и дневной жар. Про шарики из божьих коровок, про байбаков (про человеческий заповедник и потешные повадки людей) и косуль, про вечернее дежурство (и тушенку, радостно летящую на голову карапуза), про обветренные и потрескавшиеся губы, про глаза, не сознающие своей слабости перед такими удивительными просторами, про ковыль и поле тюльпанов (такое, которого как будто нет, как будто во сне), про островки ирисов и адониса, про склоны, покрытые сон-травой, про костёр, про песни, про сладко ноющие ноги, про предгорья Урала и границу с Казахстаном («всего несколько километров и уже заграница! Взаправдашняя!»), про клещей (ну как же без них, родимых...), про баню, про утреннюю и вечернюю росу, про бьющиеся на всё том же ветру волосы, про гербарий и зачет, про пожары, про курганы, про орлов, ещё и ещё про ветер-ветер-ветер, солнце и травы...
Как мне всё это вам рассказать? У меня не хватит слов, не хватит никаких страниц и чистых листов, чтобы те, кто не был там, понял бы, как там хорошо. Мы ходили. Мы много ходили. Казалось, мы всю практику шли и шли через степь неустанно, мы восхищенно бежали с разрывом в целые километры друг от друга – ведь всё как на ладони, мы устало тащились, проклиная нашу горькую судьбину, но, честное слово, не больше 15 минут, а больше и невозможно, не получается киснуть... Мы волновались, бесились, становились карапузами, кричали, шептали, смеялись, учили, валяли дурака, ленились, падали от усталости, делали вид, что падаем от усталости, опять ходили-ходили-ходили.
Я не буду писать про дорогу обратно подробнее, потому что... мы ехали обратно, мы пели в тесном тамбуре (нет, ну, конечно, не 20 человек, но всё-таки), мы не хотели обратно (ну... уж точно не все хотели), мы приехали. И до сих пор не верится, что мы уже тут. И хочется назад. И пока не появятся мысли, что степь где-то совсем далеко, и что было это уже давно, то конца этой истории не будет...
Webmaster: Полина Волкова