Кавказ: март 2010 года
Краткая версия, комиксы: "Тарахтельня" и "Первый день первой практики"
Каждый год, в марте, на весенние каникулы, у нас в гимназии везут 8 класс, что с биологическим уклоном, на практику, обычно на Кавказ. В свое время – в прошлом году, у меня тоже состоялась эта поездка, где я, как многие мои одноклассники, увидала горы в первый раз. После удалось побывать в этих местах осенью, и я с нетерпением ждала еще одной возможности побывать в этих горах.
Еще задолго до весенних каникул, темной зимой нужно было решить для себя – ехать с 8 классом, или нет, а после согласовать свое решение с начальством. Поначалу казалось, что все будет точно так же, как в прошлом году – тихо и спокойно, будто у бабушки на даче. Место для первой практики биокласса было постоянным, все рассчитано. Однако вскоре все пошло-поехало. Во-первых, набралось маловато старшего народа. Обычно собирается веселая шумная толпа старшеклассников и студентов, помимо преподавателей. А тут из старшеклассников, постепенно отваливающихся от поездки, осталась я одна, да и учителей поубыло – Люша, наш главный ботаник, не едет. Остались Сергей Менделевич, всем начальникам начальник, Полина, отвечающая за успех мероприятия, и Катя, занимающаяся бумажными делами, с семейством в виде мальчика Саши, полугодовалого карапуза, и бородатого дяди Сережи Горбачевского. Во-вторых, очередные правила, реформы и постановления высоких начальников железных дорог отменили льготы на фирменные поезда, а только на них можно добраться до города Туапсе, у которого обычно располагался лагерь. Новые цены стали какими-то дикими. Из этого вытекала необходимость лететь на самолете, чтобы уложится в нужную сумму. А прилет на самолете влек за собой перемену стоянки – аэропорт в Адлере, добираться до Туапсе долго, а стоянка тамошняя не настолько хороша, чтоб тратить на транспорт еще полдня. «Скучать не придется!» – думалось мне. Новое место, самолет, старших маловато… Хм!
За неделю или две до поездки Полина слетала на выходные в Адлер понять, где лучше ставить лагерь. Один раз они посещали эти края, было на примете место. На деле место оказалось ужасным – может для группы из четырех старших во время обеда (как было во время предыдущего посещения) оно и прекрасно, но для группы с 20 школьниками и тесно, и неудобно. Нашлось другое место – на территории Сочинского нацпарка. В Москве с тамошним начальством было все улажено.
Школьники, 8 класс, были не совсем обыкновенными. Это начало проявляться еще на сборах в Москве. В связи с тем, что точное месторасположение стоянки не было известно, не ясно, сколько идти, да еще самолетом лететь, всем было велено принести собранные рюкзаки в школу – для проверки комплектовки, веса и общего вида – адекватно должен выглядеть летающий багаж! После седьмого урока в назначенный день ждем школьников в кабинете. Входит толпа… И ни одного рюкзака! Отличники, двоечники, походники и тепличные розы – все решили, что и так сойдет, сами они, все будет хорошо. «Ну-ну!» - подумали мы, и понеслась обычная канитель сборов. Раздача вещей, пособий, инструктаж, подписи-росписи, списки, вопросы…
Да, у нас в школе весенние каникулы начинаются зимой! По этому поводу среди учителей было много шуму-гаму, и меня многие спрашивали – чего ехать в такую рань? Небось, холод и снег. Самолет улетал рано утром, собирались в 5 утра в аэропорту Внуково. Долгая очередь на регистрацию… вот толпа наших. Вот Пряник в своих ярко-рыжих штанах, она ночевала здесь, с ней мы начинаем забавляться – например, стоит девочка в бриджах, полосатых чулках и лакированных кроссовках. Нет, вы ничего не понимаете, когда на этих чулках засохнет глина, то никакие заросли ежевики не страшны, а эта светлая полоска на обуви – индикатор грязи – если ее видно, грязи маловато… А вот у кого-то оказался перевес, понабрали чего-то. Надо было приносить рюкзак показать! Долгие проводы, наставления родителей, все как обычно. Самолет летел два часа. В Адлере солнце, тепло. Тут же находим машины, что везут нас почти до границы Сочинского нацпарка. Всюду стройка – подготовка к олимпиаде, которую все местные жители ненавидят всей душой. Выгружаем вещи школьников. Какая-то наивная девочка не смогла запихнуть в рюкзак общественный котелок и еду, которые кочуют ко мне – мне общественных вещей не досталось. Проходим мимо будки охранников, Полина чего-то говорит им, идем дальше. Какой-то умник, «мистер золотой язык», ляпнул тут же вовсю глотку: «Ловко Полина охранника заговорила!». За воротами начинается тропинка, первый километр даже со свежеокрашенными перилами и щебнем. Последними идут Катя с Сережей, поэтому Полина предлагает идти с ней вперед, высматривая, куда приткнуться нашей компании. Быстро идем вперед, продравшись через толпу детей. С непривычки тяжело дышу на подъеме, передвигая ноги так, чтоб не потерять из виду ярко-рыжую ткань. Вскоре щебенка кончается – не успели еще отсыпать, дальше просто утоптанная земля. Кое-где старые ступеньки. Идем вдоль реки Агуры, выше находятся Агурские водопады. Слева выступают известняковые Орлиные скалы, справа гора Ахун. «Это – Орлиные скалы. Мы там еще побываем» - говорит Полина. Я молчу, вздыхаю и иду дальше. ««Пропадите вы пропадом, со своими скалами» - подумала Кукушка » - смеется она.
Наконец, тропа пошла вниз, теперь искать ее на другом берегу. Полина отправилась искать и брод, и тропинку, а я осталась тут, ловить остальных, что б мимо не проскочили. Чуть выше уже был водопад, слышался его монотонный гул, берега были в листве вечнозеленых растений, разбиваясь о многочисленные камни, струя реки пенилась. Первые школьники пришли быстро. Тем временем Полина вернулась, и, усевшись на большом камне посередине, крикнула, что б начинали переходить. У большого камня было поглубже и пошире, Полина помогала всем, Сергей Менделевич чуть не искупался.
Тропинка, меченная оранжевой краской, продолжалась сразу же на другом берегу. Сергей Менделевич со школьниками неторопливо пошли дальше, мы с Полиной остались ждать отстающих. Мимо нас проходили всякие люди, туристы, но все они были дикими – не здоровались, на вопросы не отвечали. Наконец, успевший уже заблудиться, наш хвост дополз. Измученные школьники с горящими глазами, какая-то девочка чуть не свалилась в речку вслед за своим маленьким рюкзаком, ох, эти маленькие рюкзаки были почти у всех, туго набитые, их несли на пузе, подобно кенгурушкам для младенцев, а то и просто волокли, как чемодан, в руке. Переправив и этих, пошли дальше. Напротив водопада, на площадке, где все кусты были обвешены обтрепанными ленточками, где-то атласными, но больше полиэтиленовыми – ну что за дурацкая привычка! нам встретились несколько человек, которые не были дикими, и они ответили на вопрос о том, где стоять, удившись ему, так как приняли нас за местных. Пресекли реку еще раз, отошли от места слияния рек – Агуры и Агурчика – чуть вверх по Агуре и нашли чудесную, широкую и просторную, поросшую желтым чистяком поляну. На ней даже было кострище и каменный стол. Установка лагеря. Пока одни ставили палатки («Иди помоги им всем, палатки – это наше все, а я их терпеть не могу»), другие заняты кухней – костер, чай, делание бутербродов. Поначалу я бегаю от одной палатки к другой, как ошпаренная курица. Тут это подсказать, тут то показать. Вешающая каны Полина замечает: «Школьниками надо командовать без лишних эмоций, без суеты, за них ничего не делать, и отнестись к процессу, будто к завязыванию шнурков». Ну ладно, действую дальше более хладнокровно.
Палатки поставлены, чай заварен, бутерброды посчитаны. Школьники еще сытые, колбасу едят неохотно, шоколад грызут неспешно. Через несколько дней создастся ажиотаж вокруг лишней тарелки каши. Вводная лекция Сергея Менделевича, после все разделяются на две части для экскурсии. Часть с Полиной, часть с Сергеем Менделевичем, школьники расходятся. Около потрепанной, видавшей многое продуктовой палатки громоздится гора еды. Один математик, объясняя что-то про квадратные уравнения, как лучше упрощать их, говорил: «Оставила тебя мама дома одна, высыпала игрушки в кучу и велела – пирамидки в одну сторону, шарики в другую, а кубики в третью. Вот и собирай числа, упрощай». Вот и сейчас, все надо было разложить на кубики, пирамидки и шарики – крупу, консервы, сухари. Вместе с Катей Елисеевой мы наполняем большие мусорные мешки разным содержимым, считаем. На собрании какая-то девочка, глядя в раскладку еды – свою и соседа, удивленно спросила: «Это вся еда, которую мы берем?». Считаем банки, пачки – чего-то не хватает. Бросается в глаза, что почти никто не стал сушить сухари, а купили готовые хлебцы.
По приходу начались игры с тентами. Древолазов не оказалось, использовали конструкцию пирамиды – выбирается два противоположных человека – дюжий силач высокого роста и легкая малявка. Единственное, что должно быть у них общего, так это немного сообразительности и ловкости. В целом постановка тентов напоминает партию в шахматы. Быстрая оценка обстановки, перебор основных стратегий, прикидка своих возможностей. После начинается самое интересное – расстановка фигур, ими служат с полдесятка незанятых личностей, и каждой вручается по веревке от тентов. А дальше на все воля комбинатора, и одни меняются местами с другими, тянутся к этому дереву и к тому, ищут еще веревки, меняются местами обратно… Исход партии ясен – либо ты над тентами берешь верх, либо они над тобой. Последнее исключается, по крайней мере в руках нашего комбинатора.
Что еще нужно для счастливой жизни? Куча сухих дров! «Дрова», - сказало начальство, и мы пошли прочесывать местные кусты. Поиск дров только поначалу и только лицам не заинтересованным, без воображения, кажется занятием скучным. Как в игре с приятелями в прятки, ты обходишь стволы, заглядывая в заросли, как придирчивый повар выбирает тушку птицы для вечернего блюда, выбираешь что поценнее, отбраковываешь гниль и молодую зелень. Потом появляется азарт, если сухого хвороста, деревец много, то азарт лишь разгорается, и ты как заколдованный таскаешь охапки, и все думаешь: «Еще!». Вначале охапки бесформенны, и половину просыпаешь по дороге, как просыпаются конфеты у жадины из горсти, после соображаешь, как лучше складывать и охапки становятся больше. Вот выдали цепочечную пилу – из-за самолета двуручку не взяли, не влезает в рюкзак. Теперь пошли бревнышки. На том берегу речки много поваленных деревец, и хочется уйти дальше, вперед, кажется, что вот там-то будут дрова совсем гениальными. Наверно, именно так заблуждаются дети, идущие по ягоды – думаешь, что на следующей полянке малина слаще, а опомниться вовремя трудно. С какой-то девочкой по два бревна грузим на плечи, при переходе через воду я изображаю козлика, ибо на ногах ботинки. Такие девочки сменяются, одна, вторая, третья… мальчик, еще один… уже стало смеркаться, еще бревно, вот и возглас Полины «Довольно!». Под тентом громоздится неплохая куча, прям радостно становиться при виде ее.
На ужин назначали нескольких людей, которые под руководством Кати старательно, как малыши лепят пирожки, и так же суетно и бестолково, варили гречку. Выглянула луна, полосатые тени от деревьев. После ужина достали гитару, песенки – все в лучших традициях. Поначалу все сидят возле костра, но потихоньку части народа перестает сидеться, они начинают болтать и шептаться, особенно если песня была не увеселительной. Еще у многих были налобные фонарики, их все время забывали выключить и светили в лицо. Отбой пораньше, подъем попозже, благо местность позволяла не связываться с транспортом, следовательно, никуда не спешить. «А на утро будет дежурить, конечно же, Кукушка!» - добавил С.М., назвав нескольких людей, идущих под мое руководство, Полина тут же нашептала пару ценных указаний.
После отбоя школьники никак не могли успокоиться, уснуть, наблюдалась, точнее, слышалась изнутри палатки, обычная картина – Сергей Менделевич терпеливо ходил от одной палатки к другой, говоря много разных слов детям. Около нас поселились очень буйные девочки, бедный Сергей Менделевич несколько раз вылезал из спальника, вытаскивал непослушных хихикающих девочек, читал им нотации.
С утра, когда еще не до конца рассеялась мгла, я вылезла из спальника. Дежурить я не очень люблю. Пока что я вхожу в ту группу людей, что умудряются превратить дежурство в сумасшествие, если не для других, то для себя, что суетятся до потери памяти, как суетится одинокая старушка при приходе важных гостей. Хотя некоторым удается довести процесс дежурства до ума, сделать его высокотехнологичным и возможным при любых условиях. С вечера остались угли, скоро затрещал огонек, пока школьник сражался с бутербродами, закипала каша.
После завтрака следовала очередная лекция. К нам с Полиной переселили одну из буйных девочек. Правда, оказалось, что она-то самая тихая и примерная из этой шайки. Затем, поменявшись группами, разошлись на маршруты. Сергей Менделевич недалеко, на Орлиные скалы, Полина подальше вверх по речке, сделать круг и вернуться по ручьям.
Часто останавливались у растений, вспоминаю с прошлого года названия, что-то еще держится в голове. Поначалу школьники вели себя как обычно – рассказываешь, они слушают, идешь, они о чем-то разговаривают. Но с каждым километром уровень буйства повышался, поднимался, как поднимается тесто для пирога. Увидав двух старушек, дети начали орать диким голосом: «Аборигены! Аборигены!». «Зеленые мартышки», - угрюмо сказала Полина и принялась отчитывать умников. Особый пик активности пришелся на после обеда. Обедали хорошо и быстро. Вспоминая обеды в ноябре, когда то сверху падали в чашку куски льда, то не было воды, а было лишь сало и козинаки, этот обед казался примерным, спокойным, быстрым, какие обычно позже и не вспоминаются. Так вот после этого обеда, видимо ободренные горячим чаем, восьмиклассники стали шуметь еще больше. Мы спускались по ручью, не из тех, что завалены буреломом, который приходиться обходить за тридевять земель, не из тех, что глубоки, со скользкими камнями, нет, он был небольшим, мелким, с поросшими зеленью берегами, словно кадр из мультфильмов по сказкам Киплинга. Сзади плелись дети, умудряясь упасть на ровном месте, промокнуть, эти действия немедленно сопровождались дикими звуками. Если пройти чуть вперед от них, так чтобы они скрылись за поворотом, то можно было представить себе, что ты находишься в тропическом лесу, а эти дикие вопли за спиной вписывались в пейзаж – наверно, это кричат попугаи или мартышки. Маршрут кончался, а светлого времени еще оставалось предостаточно, активность школьников оставалась повышенной. «Мало прогулялись», - сказала Полина, подумала немного, и решила завернуть вбок и описать еще кружочек. При этом она смотрела то на карту, то на GPS, какой-то школьник, глядевший через плечо, тут же воскликнул: «Мы почти пришли!». Однако в ответ он услышал, что, мол, это все вздор, и сейчас нам надо свернуть. Спорить он не стал. Со временем, кажется, шум стих. На подъеме все тяжело дышали, будто собаки в жаркий день. Но при спуске уже к лагерю вид палаток вызвал дикий восторг и предал сил бандерлогам нашим, они понеслись вперед со всех ног. Встретив своих одноклассников, стали делиться с ними впечатлениями. Например, перед обедом часть народа умудрилась застрять на коровьей тропке. Когда хвост нашей процессии долго не появлялся, то Полина послала посмотреть меня, что же там стряслось. Когда я пришла всех спасать, то увидела в глине два сапога – от разных людей. А девочка Маша застряла целиком. Пришлось вытаскивать их. Нелегкая это работа, из болота тащить бегемота!
Другая группа давно уже пришла. После ужина окончательно сформировалось понятие тарахтельни. Тарахтельня – это такое место, где горит тысяча фонариков, и все говорят, не слушая друг друга. Можно подробнее описать эту структуру, пытаться оценить ее роль в подростковом обществе, но пускай это делают специалисты-социологи. Теперь уже никто не трепался у костра, и песни пели-слушали в основном только старших пять человек. Если же все же представители тарахтельни начинают собираться у костра («У нас тут обогревочный пункт, как на зимовках у чукч!») и ведут себя распущено, их можно отпугнуть длинной лирической песней... Катин ребенок, прозванный Пельменем, забавляется вниманием многочисленных девочек-припевочек. После отбоя шуму уже меньше. Ночью чертовски холодно.
Утром дежурит Полина, без суеты, птичьей верчености. В углу под тентом наблюдается интересная картина – сидит мальчик и режет содержимое бутербродов… топором. Оказалось, что это суджук, который привезла Катя, он был настолько тверд, что обычные ножи его не режут. Дикий вопль «завтрак», все зазвенели кружками и мисками, бесформенной толпой, опережая друг друга, дети подходят к кану, который по такому случаю отнесен подальше от тента. Когда раздаешь кашу, то, склонившись, видишь только кан, вокруг которого теснятся, загораживая все остальное, тарелки. За ними уже начинаются ноги. Если растеряться, то эта масса посуды, кажется, может поглотить тебя, шумя голосами своих хозяев. Поэтому все строятся в более линейную очередь. Грязные миски отвергаются, к сожалению детей, но правила строгие. Кому-то приходиться мыть посуду по нескольку раз.
Меняемся группами обратно. «Зеленые мартышки» теперь идут вместе с Катей и Горбачевским, С.М. остается в лагере с какой-то разваливающейся от невиданных болезней девочкой. Мы же с Полиной идем в тот самый маршрут. Про этот маршрут Полина рассказывала еще в Москве, называя его гениальным, причем его описание казалось диким, захватывающим, невероятным… что ж, посмотрим, как это на местности. Вначале надо забраться на гору Ахун. С нее едет дорога вниз, асфальтовый серпантин. С другой стороны этой горы есть ущелье, прекрасное ущелье, в котором растут тисы и самшиты. При стоянке под Туапсе для того, что бы наведаться в самшитовое ущелье, надо было ехать на электричке, после автобусом, еще идти… тут же все было под рукой, ну хотя бы без транспорта. Из ущелья надо было выйти вниз, к морю и дороге, где можно было сесть на маршрутку и доехать до Мацесты, около которой и начиналась наша тропка.
Гора Ахун начинается почти у нашего лагеря – перешли реку, вот и подножье. Находим тропинку, так же меченую краской и не спеша идем вверх. Делаем частые остановки, но школьники все равно отстают, говорят, что когда они ходили с Сергеем Менделевичем, то… «Конечно, не надо связываться со мной!» - улыбается Полина. Во время подъема дети постоянно тянутся к бутылкам с чаем, канюча «пить, пить…». Всякий раз попытка напиться пресекалась, на вопрос, когда можно, слышалось «на вершине». Бурча, и все же делая мелкие глотки, школьники шли дальше. Надо отдать им должное, их разговоры отличались от мартышкиных воплей, они были тише, спокойней, да и темы нормальные.
На вершине горы стоит смотровая башня, там какая-то кафешка. Собираемся у этой кафешки, что было стратегической ошибкой – вид этого небольшого участка «цивилизации» сводит с ума даже наиболее вменяемых школьников. Пришлось всех согнать в кучу и купить желаемую воду централизованно – всем по бутылке. Но больше ничего! Гномская скупость… За полцены, из-за той же скупости, мы поднялись на башню. Погода ясная, и видно далеко вокруг. Вон Агура и Агурчик, там где-то наши палатки. Вдалеке заснеженные вершины – то уже Абхазия. Полина рассказывает о том, как строилась эта башня. Годы в 50-е начали сначала прокладывать тропку к водопадам, ту тропинку, по которой мы шли до лагеря. Однако показалась она коротковата, решили провести ее дальше, до горы Ахун, сделать там смотровую площадку. Но вершина поросла деревьями, чего за ними увидишь! Рубить их что ли? Тогда и построили эту башню.
Спускаемся обратно. Отсюда идет дорога, нам по ней. Быстрым шагом проходим мимо сувенирных лавок, прилавок каких-то. Теперь пройти пару витков серпантина. Шоссе по словам Полины, отремонтировали, в прошлые года оно было все в колдобинах, а сейчас гладкий темный асфальт, свежая чистая разметка. Школьники собрались вокруг Полины, слушают рассказы и байки – ну кто не знает этих историй про испорченные обеды и ужины, бешеных собак и чугунные люки в подарок! По дороге прошли около 2 км, пора сворачивать.
Поначалу вся обочина и часть склона были завалены мусором, бутылки и пакеты скрипели под ногами. Под нами внизу зеленеется подлесок из лавровишни, постепенно спускаемся в эти заросли. Школьники идут осторожно, им все скользко, друг другу говорят: «Здесь гнилое дерево! Осторожно, камень скользкий!». Еще ниже уже попадаются самшиты и тисы, реликты третичного периода, вечнозеленые – цель нашего маршрута. Самшит цветет мелкими желто-зелеными цветочками с приторным цветочным запахом. Чем дальше спускаемся вниз, тем больше становится самшитов, больших, высоких, обросших зелеными клочьями, будто шерсть верблюжья, мхов, под их сводами темно, ничего не растет.
Но вот склон резко идет вниз и кончается каменистым руслом ручья. Наверно, когда идут дожди, все это каменистое узкое и высокое русло заполняется мутной быстрой водой, сейчас было несколько луж, где-то вода лениво капала сверху вниз. Где вода, там и обед. Вот здесь камни по-настоящему скользкие, несколько человек, не исключая меня, искупались в лужах. На удивление, нашлось достаточное количество сухих веток. В прошлом году в самшитовом ущелье все ветки были насквозь мокрые, котелок вскипал около часа. Теперь самшитовые ветки, плотные, давали много жару («как уголь они!»). Хрупкая система палок и камней, на которых висят котелки, каменистое дно кривое, наклонное, приходится отгонять школьников, иначе кто-то останется без обеда (перевернут котелки). Дети сидят вдоль отвесной стенки русла на уступчках, будто птицы на насесте. В двух цилиндрических канах с крышками начинает закипать вода. Крышки сидят плотно, и определить когда именно закипает вода сложно, приходиться ориентироваться лишь на звук – опытное ухо различает звуки изнутри. Неожиданно раздается треск, так обычно стреляет углями смолистое бревно. Это трескались камни, на которых горел костер.
Доедено последнее печенье, вылезаем из ручья, идем дальше по самшитовому склону. Девочки тем временем придумали следующее. Когда идешь довольно однообразно, то всегда есть желание обогнать впереди идущего, если он идет капельку медленнее, чем ты. Девочки решили устроить порядок: «За Полиной идет Кукушка, за Кукушкой Алена, за Аленой Гриша…». Девочки были похожи на правильных школьниц-пионерок из детских книжек или мультфильмов. «А зачем этот ваш порядок?» «А что б не побежал вперед какой-нибудь торопыжка и не сломал ногу». Что ж, коль школьники идут упорядочено, то меньше шансов потерять кого-нибудь. Так, голося, школьники шли дальше и дальше. Наконец, внизу показался мостик и бетонные дорожки. Мы вышли в некий парк-непарк, заведение с названием «Тисо-самшитовая роща», и стали, бредя по этим бетонным дорожкам с зелеными перилами, искать выход. По ходу движения появляются разные информационные таблички и стенды, из тех, что любят ставить на разных эко-тропах с целью просвещать и поучать широкую публику. Читаем, громко хохоча. «Мы, деревья-великаны…» - начиналась одна, «Нас надо любить и беречь, не ищите нас больше нигде…» - другая, «Пень – дом жужелицы»…
Но вот в конце дорожки появилась фигура охранника в форме болотного цвета, с коротким ежиком цвета табака в «Беломоре». «Как вы сюда попали? Пойдемте разберемся» – процедил он сквозь зубы. Мы подошли к выходу, слева стояло здание, около него стояли тетушки. В здании находился «Музей природы», а заодно, видимо, и контора всего этого заведения. Тетушки, задав обычный вопрос: «Кто здесь старший?», уволокли Полину, но не одну, а с аккуратной девочкой, у которой в руке была тетрадка (у всех школьников было нечто, куда собирались цветочки для зачета), из которой слишком вызывающе пышно лезла выдранная осока. Я, на правах человека более старшего, велела всем сидеть тихо, и не ковырять стол. Стол представлял собой огромный спил на жутко ржавой металлической ножке, покрытый несколькими слоями лака, который уже начал отшелушиваться. Школьники послушно и мирно сели на лавочку, девочки в полголоса тарахтели. Наконец, минут через 15, появилась Полина с просьбой одолжить 700 рублей. Эти деньги были штрафом, отошедшим этим мерзким тетушкам (такими обычно бывают учительницы в школе, считающие, что только они просвещены в области педагогики, а все, кто поступают иначе – дураки). Мы вышли с территории этого странного места. Нас уверяли, что мы зашли на территорию заповедника, распугали всех косуль, хотя на карте границ не значится, а косульих следов мы не видели. По словам Полины, мы могли бы отделаться одной тетрадкой, с осокой, но хозяйка попалась упрямая. Зато она может гордиться тем, что ее гербарий и впрямь на вес золота. Кроме штрафа были куплены билеты на всех.
А вот и цивилизация! Просто удивительно, как она преобразует людей. Они сразу же становятся сумасшедшими. Интересно, а если поставить школу в лесу, на значительном расстоянии от этой цивилизации, может быть, эти безумства в коридоре прекратятся, и все ученики станут шёлковыми? Маршрутка. Нам нужна маршрутка. Остановка автобуса. Школьники единой массой окружают доску объявлений. И чего они там нашли?
Вот почти пустая газель. Запихиваем школьников. Кажется, все влезли. Поехали! Вышли. А теперь тем же путем, каким шли в первый день. После Ахуна подъемы кажутся пустяковыми. По пути встречаем группу Кати. Школьники перемешались и принялись делиться впечатлениями. Наша группа говорила «зеленым мартышкам» – мол, с Полиной очень здорово прогулялись и чего вы вчера ныли? На что те отвечали: «Да вы ведь ходили совсем в другое место. Если бы вас туда, где мы были...». «Ну-ну» - думаю я, улыбаюсь и иду вперед.
Под ногами все время путается Петя. Он ходил не с нами, но все равно путался. Пользуясь тем, что он здесь был и знает дорогу, Петя пытается обогнать Полину, чем, конечно, приводит ее в недовольство. Завязывается странная беседа, в начале которой Петя сравнивал себя с Мцыри (помните, герой лермонтовской поэмы), а кончается рассуждением на тему «Сам себе руководитель». Идем, идем... Сидевшие в лагере смертельно больные девочки визжат, завидев своих друзей. Вечером сценарий уже известен. После ужина, когда все съедено, Сергей Менделевич и Сережа заняты гитарой, благодарные слушатели в лице Полины, Кати и меня, сидят у костра. По направлению к Ахуну мелькают фонарики, топчутся с ноги на ногу участники тарахтельни. Но вот, в противоположном направлении, чуть выше по течению реки, мерцает желтый свет. Ах, это ведь альтернативная тарахтельня! Тарахтят там в полголоса, а вместо хаотичного электрического света пламя свечи, завалявшейся у кого-то в недрах рюкзака.
Спать пора, спать пора! В спальник...
Утром дежурит Сергей Менделевич. Сверху капает. Выходишь из палатки, перед тобой влажная листва, приглушенный лоскутный ковер уходит из-под ног, забираюсь на склон, поросший буками... Осенью листва пестрее и ярче, но сейчас тут и там маленькими пятнышками цветной краски, будто кто-то отряхнул кисть от жидкой гуаши, выделяются цветы: примулы, цикламены... Достаю химзу — чего зря мокнуть.
После завтрака и лекции должен был воплотиться план, обдуманный вчера. Дело в том, что и другой группе надо полюбоваться самшитами, вечнозелеными красавцами. Другая группа?! Сергей Менделевич пойдет с нами! Остальные останутся в лагере. Маршрут несколько модернизирован, дабы опять не влипнуть в «тисо-самшитовую рощу».
Сказано – сделано. Небо все в тучах, хотя ночью было ясно и луна светила так, что хоть книжку читай. «Со своими песнями, ух, думают, что им все можно!» – бормотала ворчливо Полина, вспоминая, как беззаботно вчера пели песни с упоминанием плохой погоды. Путь тот же. Все-таки, что не говори, а это приятно, когда знаешь куда идешь, не только из карт и рассказов других, но и по собственной памяти. Предвкушая пейзаж тот, что будет вон за тем поворотом, замечаешь подробности. Поднимаемся куда быстрее, чем вчера, потому что уже знаешь путь: «Если вчера я думала, что подъем значительно больше, то теперь я целиком представляю его» – объясняет задающий темп Пряник. В конце идет Сергей Менделевич и подгоняет умирающих девочек – пускай умирают дома у бабушки.
На башню не поднимались – облачно – ничего не будет видно. Не позволяют купить даже воды (которую покупали вчера), что приводит всех в негодование (не столько из-за отсутствия воды, сколько из неравенства групп). Спускаемся тем же шоссе. Если до этого слегка накрапывало, то сейчас уже полило всерьез. «Наденьте плащи». Но некоторых школьников приходится уговаривать, нет, требовать 10 раз, чтобы они достали плащи, чтобы не намокнуть. Чудаки...
Пробираемся через вечнозелёный подлесок – он весь мокрый, неприятный. Зеленые ветки стегают по ногам. Несмотря на плащи, штаны мокнут насквозь. Если вчера во время этого спуска слышались нравоучительные голоса девочек о разного рода препятствиях, то сейчас раздаются всякого вида восклицания и междометия; мальчишки умудряются упасть по 10 раз и удивляются тем немногим, кто устоял на ногах. От дождя и вправду земля раскисла, редкие камни стали скользкими. Для того чтобы не попасть туда, к тетенькам, куда попали вчера, мы несколько изменяем свою траекторию. Вот появились первые кусты самшита, тисы. Остановка. Речевка Полины: «Третичные реликты... Редкие виды...». Мокрые школьники едва слушают. Идем дальше. Хвост нашей процессии все время отстает, растягивается. Впереди, сквозь кусты виднеется толстый тисовый ствол, подходим к нему. Вчера мы тоже видели такой, в обхват толщиной. Выделяется среди остальных «былиночек». Такому дереву лет сто. Все поохали, поахали, но школьники были слишком малы и не мудрены, чтобы восхититься таким толстым тисом. Начинаются вечные вопросы: «Когда придем? А долго ли идти? А где мы?». Но через небольшой промежуток времени перед нами возник еще более толстый тис. Под шатром из его ветвей земля была сухая. Ствол с красноватой корой, слоистый, несколько схожий сосновым стволом поднимался вверх, как колонна какого-нибудь греческого храма. А неподалёку был еще такой же тис. И еще... Перед нами возникла тропка. Идем, идем и выходим на скалы – тут не спуститься. Разворачиваемся, обходим. Вышли из вечнозеленого леса к реке. На полянке повсюду торчат по двое светло-зелёные вытянутые листья. Оказывается черемша – молодые листочки с острым вкусом. Сверху все капает. Здесь течет ручеек. Встает обеденный вопрос – может, вообще обойтись без еды? В конце концов решаем, что обед будет на другой стороне реки. Переходим реку – она довольно мелкая. Полина, попавшая в путы своего легкомыслия, пошла в ботинках. Если при хождении до этого она не мочила ботинки, то при переходе через реку совсем промокла. Забегая вперед, скажу, что эти ботинки упорно сушили все оставшиеся дни, но так и не высушили.
На другом берегу дорога, кусты, какие-то домики. Разложив вещи на скамейки, школьников отправили за дровами. Я иду на другой берег, а школьники в ближайшие кусты. Школьники наломали зеленых веток и теперь тарахтели рядом. Мало помалу, с трудом, но костерок разгорался. Над огнем собрались, будто на лампу бабочки, школьники, норовят сбить котелки. «Это не ваш костер, – мрачно говорит Полина, – вот возьмите ваши дрова, сложите из них костер и сушитесь». Тут пришла огромная овчарка. Девочки тут же полезли к ней, будто перед ними был кролик, а не серьезная собака. Пришлось объяснять, что с чужими собаками не стоит общаться. Вывалив продукты на стол, что стоял в кустах, сахар положили в большую лужу, и к моменту заваривания чая, от сахара остался только сироп. Вспоминаю наш класс в прошлом году. Мы вели себя точно так же неуклюже, почти безучастно, считая само собой разумеющимся, что весь обед был на старших.
Посмотрев на карты и окружающую действительность, мы поняли, что выбрались очень удачно. Изначально мы хотели свернуть к реке раньше, чтобы меньше возвращаться по шоссе, но оказалось, что шоссе дальше понимается вверх, и река течет в эдаком каньоне. Неподалеку мы заметили вылинявшую вывеску: «Каньон «Чертовы Ворота». Вход платный.». Сначала мы перепугались, что опять попали в заповедник, подобный «Тисо-самшитовой роще», но туристический сезон еще не был открыт – никто и не думал здесь ждать таких чудаков, как мы.
Пометавшись между домами в поисках дороги, мы вышли к шоссе. На остановке значился автобус через десять минут. Школьники уселись на лавку в полном намерении ничегошеньки не делать. Мне же с мокрыми ногами стало холодно. Школьникам еще мокрее меня, видимо, тоже было не жарко, но, приняв решение ничего не делать, они все так же оставались недвижимыми. На замечание, что надо попрыгать, подвигаться двое-трое сделали робкие попытки… Пятнадцать минут прошли. Все. Время не ждет. Сергей Менделевич озабоченно спросил, долго ли идти. В ответ слышалось, что не очень, около 5 км. Дорога вела к морю, но, вопреки местным закономерностям, поднималась все круче и круче вверх. Дождь не прекращался. Идем по обочине. Ходьба такого рода, по дорогам, имеет некоторое свойство. Идти не очень трудно, а главное, однообразно, и совершенно не надо думать, куда идти (хотя бы до ближайшей развилки). Вот и получается, что ноги механически идут, а свободная голова погружается в какие-то размышления, ну, или беседу с товарищем. Мне такое по нраву, и сейчас я перебираю в памяти обрывки воспоминаний, глядя на текущие против меня потоки чуть мутной воды и вдыхая запах самшита, что растет по краям деревень. И чего Полина говорила, что его запах – приторный и резкий? На душе спокойно, от ходьбы тело разогрето, иди себе, сколько влезет… Сзади длинной цепочкой растянулись школьники, где-то вдалеке бредет Сергей Менделевич. Машин немного.
Постепенно нас нагоняет школьник Петя – своеобразная личность. Петя очень неплохо кудахчет – делает это не истерично, как бывает, когда школьник в порыве бешения и увеселения изображает животное, а спокойно, а спокойно, будто курица, что вышла на прогулку и рассуждает о погоде и зерне. И вот, кудахча и чуть не оказавшись под колесами грузовика, Петя поравнялся с нами и вдруг задал вопрос: «За сегодняшний день я стал гораздо лучше кудахтать. Как вы думаете, что это может значить?».
Мы вышли к Хосте, сели в маршрутку. От мокрых штанов валил пар, как из чайника – испарялась вода. Опять по тропинке, мимо будки сторожа, вверх-вниз. Воды в реке значительно прибавилось, мутные потоки наполовину захлестнули милые камешки, по которым мы переходили реку еще утром. Все, кто был в ботинках, промокли окончательно. Перейдя реку второй раз, напротив лагеря, мы увидели бархатную, гомогенную, как пюре, которым Катя кормила своего сына, темную грязь, разведенную, растолченную, растасканную школьниками, что сидели в лагере. Все ничего не делали, по крайней мере, на первый взгляд. Правда, дрова были разрублены на мелкие кусочки. Дети сидели с книжками и своими растениями, под котелками медленно тлели поленья.
«Ох, что будет! Все мокрые, всех сушить… У-у…», -- пронеслось в голове. Вдоль конька тента, от дерева к дереву тянулась веревка, на ней сиротливо висели чьи-то штаны. На самом деле, никакие веревки, конечно, не помогают в такой ситуации, а только наоборот усугубляют дело. Может, в избе рядом с печкой при небольшом сборище народа веревка – хорошая вещь. Здесь же школьники, увидели веревку, такую им знакомую – сколько раз на ней сушилось белье, особенно у бабушки на даче! Они вешают на нее свои вещи, считая, что их миссия выполнена, и что после ужина или с утра они получат свои вещи сухими. Они даже не заботятся о близости костра – тент-то длинный. Но эта веревка, покрытая в несколько слоев штанами, рубашками, носками, футболками и даже кроссовками, всем мешает, и каждый второй проходящий мимо скидывает с нее какую-нибудь вещь. Почти сухая, она оказывается опять мокрой, и сушка превращается в нескончаемый замкнутый цикл. Поэтому сушить вещи лучше всего на себе или держа их терпеливо в руках. При хорошем костре и определенной сноровке на портянки уходит не более десяти минут, а на штаны – до получаса. Веревку все же оставили и привели костер (при помощи Полины и компании) в чувство.
Вчера, когда мы пришли с Ахуна и самшитового ущелья, оставался час светлого времени. И тогда Полина нашла хорошенький пень метра 2-3 высотой, толстый и сухой. Поначалу Полина пилила с двумя мальчиками, после подтянулись Сергей Менделевич, я, Сережа, еще какие-то мальчики. Работа шла, как у Тома Сойера: вновь прибывшие жадно хватались за ручки пилы. К тому моменту, как стало почти темно, пень был торжественно свален и, прокатившись метров 20 вниз по склону, остановился. Затем при помощи самых сильных и ловких один его конец засунули в костер. Бревна хватило до конца практики. Во время завтрака-ужина его выкатывали из кострища при помощи сложной системы катков и рычагов, поскольку оно было хоть и сухим, но очень тяжелым. Когда котелки снимали, бревно закатывали обратно.
Костер жаркий, все сохнет моментально. Дождь не прекращается. Нарушен режим работы тарахтельни, школьники вынуждены сидеть под тентом. Они толкаются, шепчутся, хохочут. Вот стоят кроссовки и сушатся. Вдруг резина загорается. Сидевший рядом школьник берет кроссовок в руки, начинает размахивать им и кричать: «Чье?! Чье?!». С горящей подметки капает расплавленная резина. Кто-то из старших тут же бросается, отнимает ботинок и сует в лужу. Нашедшийся хозяин обуви без всякого сожаления смеется, мол, какая штука забавная. Ночью уже не так холодно. Утром дежурит Сережа.
Ночью были слышны удары капель о тент. С утра капало меньше, но было все равно тоскливо представлять, каково на улице. Сергей Менделевич начал было объявлять подъем, но выяснилось, что завтраком еще и не пахнет. Решили будить на полчаса позже, благо маршруты не завязаны на транспорте. Полина с утра начинает нести всякую чепуху. Если вы, открыв утром глаза, мечтаете еще пять минут полежать и закрываете их обратно, но хорошо бы уже вставать, не ничего лучше утренней чепухи от вашего соседа. Фразы, наполненные странным, на ваш взгляд, смыслом, снимают сон. Вы пытаетесь понять, в чем тут дело, но так как это чепуха, смысла там нет. Если чепуха удачная, ваш сосед – мастер ее производить, а вы не слишком серьезны, то можно неплохо повеселиться. Своим хохотом мы приводим в недоумение «нашу девочку», которая была девочкой воспитанной, аккуратной и тихой.
Выползаем, наконец, наружу. Сегодняшние планы таковы – Полина едет договариваться об экскурсии в ботсаду, а школьники остаются в лагере: сушатся, лечатся, если погода хорошая – идут недалеко. Половина школьников жалуется на лужи в палатке и мокрые спальники. Мне-то хочется идти с Полиной. В такую погоду приходится сидеть на месте, а значит мерзнуть. Дров не слишком много, все будут толпиться вокруг костра и глотать дым до посинения. Надо сушить вещи, включая спальники, а это – процесс долгий. Сергей Менделевич говорит, чтобы я осталась в лагере – спальники сушить. Ну ладно, тоже сносно, мало ли куда с Полиной забредешь... Я расслабляюсь, допиваю чай… Тут Сергей Менделевич передумал, и я собираюсь.
Ух, как поднялась река! Напротив лагеря мы в болотниках легко перешли ее, но вот второй брод… Подняв болотники, мы смогли дойти до середины, дальше поток, который так и сбивал с ног, становился совсем глубоким. Выше, ниже по течению – так же. И здесь мы вчера посуху переходили в ботинках! Вспомнилась вчерашняя лекция про климат – сколько и как выпадает осадков.
Что делать? «Пошли через Орлиные скалы!» -- заявила Полина. Я вспомнила, какими они выглядели в первый день, с тропы – желто-белые ступеньки выгнутой наружу лестницы, перекрываемой зарослями. Конечно, чуть вбок от этих пород шла тропка, и по ней уже ходили другие группы (но не мы). На скалы, так на скалы, мне-то что. А как же еще!
Тропа начиналась почти у нашего лагеря, но идти обратно не хотелось и мы, поднявшись от реки обратно на нашу тропинку, свернули по какой-то тоненькой, будто пересыхающая речка, тропинке. Кое-где ее пересекал смилакс, толстые зеленые плети, которые приходилось перешагивать. Но вот тропинка совсем пересохла, то есть исчезла. В лоб мы полезли наверх. Несмотря на мокрые после дождя камни и резиновые сапоги, а также отсутствие карты и GPS, довольно быстро мы выбрались к тропинке. Цепляние за ветки и камни не так утомляло, как монотонный подъем по более пологому и ровному месту, наверное, оттого, что расстояние было небольшое. Лишь один раз пришлось минут пять постоять на одном месте, думая, куда ступить, но со второй или третьей попытки удалось ухватить нужный выступ. Тропинка дошла до вершины, мы свернули. Вниз шел грунтовый серпантин, спрямленный тропинкой. Вниз, вниз! Склон покрыт множеством морозников – зеленые листья, зеленоватые цветы… Дорога раздваивается, к ней ведут еще тропинки… «И как же мы вернемся?». Я молчу. «Будто идешь с собакой…». Пожалуйста, можно и так. А что говорить? Почему-то, если рядом человек более мудрый и опытный, голова отключается.
Грунтовка переросла в асфальт, справа текла какая-то река. Впереди замаячили дома. На крутом берегу стояла половина дома, уже заросшая травой – видно, когда-то подмыло водой берег, оползло все. Выходим через какой-то санаторий с бальнеолечебницами, корпусами с колоннами и лепниной к остановке. Хотя нет, это даже не остановка, а стойбище машин. На столбе висит рисованный щит с расписанием автобусов… на Орлиные скалы! Узнаем, что вроде бы это правда, автобус ходит. Ловим маршрутку.
Нам нужно на автовокзал. За стеклом мелькают всяки отели, парки, кинотеатры, магазины, вывески, огоньки… Всего час-полтора и ты, преодолев небольшой отрезок пути, выходишь из пустынных гор к такой пестрой, как говорят школьники «цивилизации». Едем, едем… Пейзаж меняется – какие-то домишки, обшарпанные пятиэтажки… «Автовокзал? Тьфу, проехали…». Выходим где-то и бежим в автобус, что едет в обратную сторону. Нам надо в санаторий «Белые ночи» около Дагомыса. Выйдя из автобуса, садимся в такси. Все это время не упало ни одной дождинки, и даже показались голубые просветы. Полина объясняет, куда ехать, водитель – модный дядька лет тридцати в рубашечке и шерстяной жилетке поверх нее, автомобиль чистенький, марка зарубежная, французская… И мы в болотниках с грязными штанами.
Едем около получаса. «А так надо было сначала доехать до Дагомыса, потом или ехать еще на чем-нибудь, или идти пешком, или…» -- смеется Полина. Большие железные ворота, за ними газончики и большое многоэтажное здание, увенчанное словами «Белые ночи». На проходной Полина что-то говорит, мол, мы к директору ботсада. Идем за белое здание к вагончикам-не вагончикам, к тем большим железным ящикам, поставленным друг на друга, какие бывают на стройках. Когда-то народ на практике здесь жил несколько дней, и теперь Полина с удивлением отмечает, что ничего не изменилось.
По лесенке, в коридорчик… Табличка «Директор» -- дверь закрыта. Суемся в соседнюю дверь. Там сидит молодой человек за большим столом, заваленным бумагами. От него мы узнаем, что нужный нам директор ушел 20 минут назад и вообще он работает на полставки, бывает только в первой половине дня и завтра (мы же хотели договориться об экскурсии на завтра) будет до обеда, а послезавтра – выходной. Еще молодой человек дал директорский телефон и попрощался с нами. Дело сделано. Домой? А что еще? Ничего.
Опять маршрутка, автовокзал, который мы хоть не проехали. Автовокзал представляет собой жуткое скопище автобусов и маршруток, мы кружим между ними… «Если ты хочешь есть, то позаботься об этом, пока мы не нашли автобус!». Для этого мне не хватило расторопности, и через пять минут мы уже сидели в автобусе. Себя я пыталась убедить, что совершенно не хочу есть, и моя нерасторопность ничего не изменила, ничему не помешала и прочее. Мы, конечно, веселились, хохоча в хвосте автобуса так, что все оглядывались на нас – дело привычное. Вышли мы на знакомом повороте, откуда уже не раз ходили в лагерь. Рядышком был маленький придорожный магазинчик. Теперь и пообедаем. «Если ты не проявишь фантазию, то будешь есть, что придется», -- предупредила Полина по пути в магазинчик. Но внутри меня охватил ступор. Вообще-то я всегда знаю, чего я хочу в магазине, особенно таком простом как продуктовый. Когда собираюсь поесть, я не страдаю синдромом задумчивых бледных девочек: «Взять мне вот это пирожное или нет? Ах… Я не знаю…». Здесь же язык онемел. «Так, два кефира и лаваш» -- объявила Полина. «Нет, ну все, что ли?» -- неуверенно возразила я. «Думай быстрее и пойдем!». В голове пронеслось, что хорошо бы сыра, но ляпнула я, конечно, первое, что пришло в голову – овсяное печенье. Так я стала обладателем печенья…
Мы сели было на лавочку, но над ней висела схема, рисованная от руки – вот шоссе, вот остановка, вот магазин, вот поворот туда, вот поворот сюда, а вот поворот на Ахун. «О! Пошли через Ахун». Я молчу. «Нет, ну мы пойдем по шоссе совсем чуть-чуть, и будем ловить попутку. Ну, или через Орлиные скалы, если там и вправду есть этот автобус? А можно опять пробовать через реку, вдруг вода спала? Нет, ну точно как собака! Все понимает, только сказать не может».
Идем с этим лавашом и кефиром куда-то дальше… «Тут маршрутку подождем». Жую, запиваю. «Нет, пойдем дальше». Идем по обочине узкой дороги. Кругом ездят большие машины – самосвалы, грузовики, бетономешалки – стройка к олимпиаде. Ловим маршрутку, она нас увозит на 4 км вверх по дороге – микрорайон Малый Ахун. В маршрутке попадается милая тетенька. Выходим среди домишек, а тетенька говорит: «Я вам покажу проход к дороге». То есть к главной дороге, идущей к вершине, а сам микрорайон стоит чуть в стороне. Идем задворками, а тетенька продолжает, что, мол, эта дорога, ее еще отец строил, до войны, и была она построена по всем правилам. А потом дорогу расширили, засыпали лотки, режим водостока поменялся, и сейчас чуть что – дорогу смывает. И так тетенька говорила, а мы (в лице Полины) кивали и отвечали всеми теми обычными фразами, изображающими интерес и внимание, а на деле являющимися не больше, чем одним из проявлений вежливости. Но вот тетенька идет в одну сторону, а мы в другую. Старая знакомая, новенький асфальт. Идем вверх, ищем машины. Над нами просвечивают голубые лоскуты неба, кричат петухи. Проезжают несколько машин, но ни одна не останавливается. Идем дальше. Вдруг едет водовозка – с голубенькой кабиной и рыжей цистерной. Едет медленно и останавливается. Вода едет в кафе, то самое, наверху у смотровой башни. Полина о чем-то говорит с водителем; минут пятнадцать, может, десять, и мы у цели. Спасибо, всего хорошего, идем дальше.
Спуск по тропинке занял не больше получаса. «Здорово свалиться прямо к лагерю с Ахуна!». «Конечно…». В лагере все мирно, тихо. Почти все спальники высушены, дети учат растения к зачету. Дождя вечером не было, после ужина все пошло своим чередом. Тарахтельни, смены которых поочередно приходили на пункт обогрева – к костру, песни под гитару, которая несколько пострадала и дребезжала… Я опять дежурю на завтрак, отлавливаю дежурящих со мной школьников, велю сделать то, то и то…
Ну и денек вышел. «Со мной такие деньки – самое обычное дело» -- говорит Полина. Я не спорю, ничего сверхъестественного в сегодняшнем я не вижу, подобных достаточно суматошных дней сколько было. Правда, по большей части, без Полины. Н-да, не просто с ней ходить – не как собака, а как человек. Нужна определенная сноровка или продолжительная тренировка. Ставлю будильник. Спать…
Итак, сегодня мы собираемся и идем в географическое общество. С утра варю кашу на замечательных колотых дровах, с вечера припрятанных в продуктовой палатке – спасибо Полине. В моем распоряжении девочка-болтушка – та самая, «мисс обида», у которой зачетный альбом с цветочками влетел нам в копеечку. Даже дежуря, она не теряет тарахтельных качеств – мешает кашу и трещит, трещит… А потом я попросила ее вымыть посуду. Котелок она мыла долго, опять-таки под сопровождение быстрой и безумной болтовни с подружками. Котелок-то помыли, а половник, лежавший рядом, остался грязным. «Помой половник!» – говорю ей. «Ты что, хочешь, чтобы я умерла?» – тоном избалованной принцессы ответила она и с ненавистью подняла половник.
Поели… Палатки! Да… К счастью, ничего сверху не капало. Для того чтобы собрать палатки, понятное дело, нужно собрать рюкзаки. Все это делают не спеша. Пока девочки переберут свою тысячу пакетиков, обрадуются одной оставшейся из килограмма конфете, пока мальчики засунут мокрые спальники в чехлы и, отчаянно споря, решат, кому забирать эти десять пар носков, валяющихся по всей палатке, пока засунут это в рюкзаки… Нет, все-таки так хорошо иметь мало вещей! Помнишь наизусть каждую деталь, где они лежат, рюкзак собираешь без особой спешки за 15 минут.
Если рюкзаки собраны, точнее в палатке совершенно пусто, то можно приступать к сборке своих жилищ. Всех просят протереть тряпками грязные края тентов и пологов. «Наша девочка» взяла это на себя. Тщательно стирает мелкомасштабные глиняные разводы со стороны нашего выхода – Полина умудрилась не растоптать поверхность в месиво. Палатка сырая, встряхиваем тент – кверху летят тысячи мелких капелек как одеколон из пульверизатора в парикмахерских. Тщательно сворачиваем тканевые части, складываем дуги, не забываем колышки… «Наша палатка может выиграть конкурс по чистоте и скорости сборки» – улыбается Полина, занятая играми с тентом – все то же самое, что и в начале, только наоборот.
Тенты покоятся в брезентовых чехлах рядом с другими общественными вещами. Следующая акция – мусор. Для этого костер увеличили, в него пошли остатки чудного бревна, палки и полешки помельче – все, что осталось. Просто удивительно, откуда у школьников берется столько мусора! Вокруг нашей палатки не было ни фантика. Вокруг палаток детей – и салфетки, и пакетики, и бумажки. Все это собирали и сжигали. Рассказывают, что на свалках можно обогатиться, найти тысячу полезных вещей или музейных раритетов. И сейчас, глядя на содержимое охапок, брошенных в огонь, немудрено этому поверить. Помимо бумажек, горели ботинки, причем не только те, что прожгли, но какие-то другие, горели штаны, чехлы от спальников, полотенца, а носкам счета не было. От костра валил пренеприятный дым, но, несмотря на него, школьники постоянно лезли «погреться» и возмущались, когда их гнали прочь.
Дети собирают палатки, пихая их в чехлы – ничего не лезет. «Наша девочка» после сборки со мной палатки считается в своих кругах высококвалифицированным специалистом и не без гордости помогает собирать палатки, указывая: «А здесь лучше так…». Тем временем слышны такие диалоги. Старший подходит к мальчикам, собирающим палатку, спрашивает:
– Вася, какую общественную вещь ты несешь?
– Эту палатку.
– А ты, Вова?
– Эту палатку.
И оба показывают на одну палатку.
Наконец – ура! Вещи в рюкзаках, мусор ликвидирован. Катя с Сережей идут независимо от нас, своим темпом – из-за коляски. Сергей Менделевич идет впереди – он уже был на Орлиных скалах, через которые мы идем. А вода спала! Но раз идем через скалы, так идем – точно будем сухими. Полина идет в конце, я – чуть ближе к началу. В конце концов, даже Полина не выдерживает, и когда на полпути делаем остановку, часть школьников оказалась далеко позади. Спускаемся обратно – вдруг чего! Видим трех подыхающих, еле передвигающих ноги детей, а остальные человек пять спокойно шли, болтали, останавливаясь, чтобы вдоволь похохотать. Проходим мимо смотровой площадки – вон там, чуточку левее, мы вчера лезли к тропе. Идем дальше. Вышли к серпантину, но мы движемся по спрямляющей тропке. «Кукушка, иди замыкающим!».
Ох, эти школьники! Может, конечно, это у меня мало педагогического таланта, но подгонять детей невозможно. Все равно плетутся, как полудохлые собаки, норовят присесть (вот дикость!), но больше всего раздражала кучка лидеров тарахтельни – они шли без тени усталости, не закрывая рта, и если кто-то и мог идти быстрее, то он все равно ежеминутно останавливался, чтобы обернуться и высказать свою мысль. Говоришь им, говоришь (а добраться близко мешают подыхающие нежные девочки и мальчик, «чудо-конь», с палаткой), они идут чуть быстрее минут пять, и все сначала. А «чудо-конь» – лидер в тарахтельне по высказыванию глупостей и, главное, по ржанию, сравнимому с воем шакалов – у него палатка была под клапаном рюкзака, поперек, все время падала, и сам он еле переставлял ноги, даже когда мы вышли на ровный асфальт.
Ура! Вот Старая Мацеста со своими бальнеолечебницами. Вот ловим маршрутки. Выходим, идем к географическому обществу… Это сочинский филиал русского географического общества. Располагается он в здании бывшей дачи начальника сталинской охраны генерала Власика. Дом большой, с несколькими открытыми верандами, толстыми стенами. Он не отапливается, и сейчас что на улице, что в доме – примерно одна температура. Участок ограничен с одной стороны дорогой – единственной улицей, шоссе Сочи – Адлер, а с другой стороны – склон. Участок узкий. Кидаем вещи. Катя еще не прибыла. Нужна еда, за ней отправляется Полина, прихватив двух вменяемых мальчиков – Гришу и Сашу. Оставшиеся школьники расположились между рюкзаков, прислоненных к низкой подпорной стенке, словно пригретые на солнце змеи или ящерицы. У меня были три банки общественной рыбы (на обедах рыбу вечно не съедали), они тут же пошли по рукам. Дети нашептывали латинские названия или попросту тарахтели.
Спустя какое-то время решетчатая калитка отворилась и с криками «А вот и мы!» по ступенькам сошли к нам Полина и двое мальчиков. Тут же, чуть поодаль на газоне, они вывалили всю еду из рюкзаков, поставили пятилитровые бутыли воды. Полина принялась кромсать хлеб на четвертинки, кто-то кромсал рядом кусок сыра. Среди школьников, нет, среди бандерлогов и зеленых мартышек тут же пробежала волна обеспокоенности, шепот «еда». Вот объявили о возможности получить паек. Десятки ног устремились на полянку, многие школьники ничего не видели, наступали на сыр или хлеб, спрашивая «Что? Где?». Я брала по куску сыра и хлеба и совала в тянущиеся вниз ладони. Из-за того, что я сидела, ничего, кроме рук и ног не было видно, создавалось ощущение пребывания среди неведомых животных. Сыр и хлеб, наконец, розданы, ем свою порцию. Типичная оргия – когда мысль о еде затмевает все остальные. Сначала ты смотришь на еду безучастно, в зависимости от обстоятельств – на прилавке в магазине или в руках у дежурного, который режет, делит, считает, а ты все думаешь: «Ну сколько можно возиться!». Вкусный запах, зачастую простого хлеба и колбасы, к которым дома никогда и не притронешься, начинает туманить мозги, некоторые все время начинают сглатывать слюну… И вот, да, твоя порция у тебя в руках… Съесть, съесть!
Когда волнение улеглось, Полина нам поведала свои магазинные деяния. Началось все с поиска магазина, которого рядом не было. Сели в первую попавшуюся маршрутку. «Вам куда?» – спросил водитель.
– К магазину.
– Какому?
– Где можно купить макарон.
Попадались закусочные, пивные ларьки. «Не то». Наконец – супермаркет. Входят, нет, врываются, ошарашенные совсем. Как известно, магазинная фантазия у Полины работает плохо. В этом я убедилась во время наших гуляний к директору ботсада. Да и у двух, хоть и вменяемых, мальчиков она тоже отсутствовала. «Что же надо? Так… вот я ем… Я беру тарелку с «Ролтоном»… Ролтоны берите! Сколько? Хм! Так, дальше за обедом я кладу в тарелку рыбу… Где же здесь рыба? Еще я пью чай… Чай и печенье! Ах, да! Хлеб.» К кассе. «Черт, сахар! Где сахар?». Мальчики рыщут между полок, не видя сахара. Наконец, магазинная тетушка указала на полку. Валят все в мешки, рюкзаки. Обратно.
Пока мы ели, пришла Катя. Вскоре какой-то дяденька провел инструктаж, после школьников распихали по открытым верандам. Все готовились к зачету, а я пошла по дрова. Со стороны моря забора не было. По краю участка росли кусты и колючки, сразу за ними начинался заросший склон. Внизу шла железная дорога. Сейчас ее расширяли, на самом берегу моря работали экскаваторы. Всюду росли кусты лоха с его оранжево-красными, похожими на ягоды облепихи, плодами. Кисло-сладкие с крупной косточкой – их охотно поедали школьники. Правда, Полина разрешала их есть только тем, кто сдал зачет.
Дрова… Спустившись через компостную кучу, полную листвы и розовых цветочных лепестков, идешь по глиняному склону. Дров была уйма. Куча поваленных, отпиленных и заросших смилаксом ветвей тут и там. Я дровишки искала, а мальчики, сдавшие зачет, тащили их наверх. Внизу на подпорках шла темная с ржавыми подпалинами труба. И здесь рос широкий куст лоха, его ягоды, будто гроздями, нитями бус, висели между плотными листьями и были спелее тех, что наверху. Хотя, может, там все выели, оставив одну зелень.
Сергей Менделевич принимал зачет. Принимал около своей палатки – он поставил ее под узким навесом над большой подвешенной лодкой. Полина принимала зачет. Принимала, сидя у костра, ну где еще сидеть гному! На огне стоял кан с чаем, я то и дело вылезала из компоста с хворостом, кидала его, глотала чайку. Катя принимала зачет. Где принимала – точно не знаю. Где-то она скрывалась от моего взора.
Солнце садилось, света становилось меньше, а школьников, сдавших зачет – больше. На ужин Полина варила макароны, а после мы пошли на веранды – там горел свет. Веранд было две, для мальчиков и для девочек. «Ну и будет нынче тарахтельня!» – говорила Полина, указывая утром, куда стелить спальники. Теперь мы сидели на ковриках, укрывшись чужими спальниками, оперевшись на каменные низкие борта веранды. Какие-то девочки сдавали тут зачет, еще парочка твердила без конца «Primula acaulis, Primulaceae». А в самом углу уже пошла возня, смех, крики. Около двери стоял круглый столик. На нем уже расползлась, растеклась куча – тетрадки, мятые пособия, резинки, бумажки… «Это специальный стол для бардака… У меня дома всегда бардак…» – шептали они. Еще какие-то девочки не могли улечься – то они не помещались, то им было скучно. Мне тоже предлагали присоединиться к их компании. «Тарахтельня? Нет, спасибо!» – подумала я. «А где же вы будете спать?» – спросили девочки. «Ну, – начала я, – место я уже нашла, это чудесное место! С одной стороны уже висит большое зеркало, с другой стороны чудная кованая ограда. Еще там есть столы, а на них скатерти небесно-голубого цвета. Также там обильные запасы дров». Это место я разгребла под навесом, где лежали кучи хлама – столы, стулья, доски, накрытые листовым железом, журналы, шкафы без дверец. К этому старому шиферному навесу примыкал другой, новый, под ним было чисто, и на этом пространстве мы обедали. В углу за железной оградой за рядами столов, подпертый с одного конца грудой досок, а с другой – хромым шкафом, был лоскуток чистого пространства, которое мы заняли. По другую сторону столов, между стульев и тумб, тачек и труб, развернулись некоторые мальчики. Тент палатки («Где наша палатка, самая сухая и чистая?») поверх спальника. Внизу, под склоном, свистели проезжающие поезда, а справа горели оранжевым городским светом уличные фонари и проносились машины. По навесу стучали капли, будто кто-то гвозди молотком забивал. Все это навевало и тоску, и любопытный восторг. Городские шумы, ах, скоро домой! Но что-то в этом есть. «Как бомжи».
Утром небо не чище. Пшеничная каша на завтрак, которую варил Горбачевский и чуть не проклял ее, а заодно и всех остальных. Нам надо было в адлерский дендрарий. После предполагалось зайти на рынок. Кажется, это Сергей Менделевич предложил повести детей на рынок. Катя не очень возражала, хотя Полина, конечно, беспокоилась по этому поводу. «Да ладно, – говорю, – как-нибудь справимся». «Ладно! Хм! Нет, не ладно!».
На экскурсию идут только сдавшие зачет. Двоечники, неудачники, тормоза и тунеядцы в число около 8 штук сидят дома с Сергеем Менделевичем. Нам же лучше – меньше народу. Едем до дендрария. Выходим, идем вдоль реки, сворачиваем налево у моря, чтобы зайти сзади, не с главного входа. Однако сразу выйти к забору не удается. То стройка, то какие-то дома, проулочки. Наконец, пройдя через пару только что отстроенных мини-гостиниц с еще неубранными остатками цемента, полиэтиленом на новеньких окнах и хлипкими прутиками растений, мы достигли забора дендрария, за которым виднелись заросли бамбука. Вот и знакомая калитка… Замок! Чуть в стороне стояла будка охраны какой-то очередной стройки, и сидевший в ней дядька все недобро косился на нас, и после заявил, что надо заходить с главного входа и всякое такое…
Что ж, обходим кругом. По пути Катя с Полиной обсуждают вопрос об обеде и рынке. Со стороны это выглядит похожим на разговор двух работников зверофермы, обменивающихся опытом.
– Может, найти столовую?
– Их позакрывали все. Но самих в столовую пускать не надо. Дай волю!
– Усадить. Или не искать столовую, пустить сразу на рынок.
– Да, можно. Пустим это на самотек.
Заплатили за входные билеты. Знакомые тропинки, дорожки. Вон цветут магнолии. Обычно Люша вещает о чудесах в этом дендрарии. Полина же во всех этих вещах не мастер (как не мастер ходить в магазин), но еще в Москве вооружилась какими-то материалами с тем, чтобы отработать минимум, но четко. И вот идет процессия, которую замыкает Сережа с коляской. Полина видит табличку, остановка, в сознании всплывает нужный кусок информации… Как обычно, после растения пятого школьники начинают отвлекаться, после пятнадцатого объекта с трудом собираются перед новым и смотрят на него с интересом только первые две минуты. Все это я знаю и всегда испытываю на себе. Экскурсии, длящиеся больше часа не люблю и запоминаешь из них очень немногое. Не очень-то я понимаю любителей экскурсионных туров, когда на автобусе мчишься от одного экскурсовода к другому, и за день мелькает столько! Сколько я не была на подобных мероприятиях со сверстниками, последние обычно, кроме возни в автобусе, через пару недель уже ничего не помнят. Где-то около часа как раз и длилась наша прогулка.
А теперь – рынок! У детей уже начались помутнения сознания, повышенное тарахтение и приступы жадности. Перед входом на рынок было объяснение – по одному не ходить. Разбились на группы, запомнили, кто с кем. У всех есть Катин телефон? Записываем. Так. Контрольное время – три часа, встречаемся здесь. Не опаздывать. Все!
И, как в сказке, как разбегаются зайцы от собаки, как разлетаются испуганные птицы из клетки, как ветром сдуло… С некоторыми повизгиваниями исчезли все, нет, почти все. Остались я, Полина и… Гриша. Спокойный, в своей шерстяной шапке с помпоном, он только удивился, куда все понеслись. Этот персонаж был одним из адекватных, немногих «не-бандерлогов», с ним-то и ходила Полина в магазин. У него был приятель Саша (второй участник магазинной акции), который, правда, был более шумен, на мой взгляд, но он остался сдавать зачет. Что ж, так даже хорошо. Вначале я думала, не смыться ли с кем-то из школьников, однако Полина была здесь миллион раз, и этот опыт мог пригодиться. Ну и потом, все-таки бандерлоги, мало ли как на них повлияет еда, и как они будут себя вести!
Не спеша, начали обход рядов. Полина чего-то там начала про свои взгляды о том, как надо ходить на рынок, которые все сводились к символической покупке (например, чурчхеллы), а в остальном – созерцание. Какие-то соления. Гриша и тут стоит столбом. Полина: «Ну?..». Я тыкаю в один из лотков. Правда, в отличие от магазинного печенья, сознательно. Берем еще чего-то. Лаваш, сыр. Питье, ищем кефир. Печально думаю о фруктах, которые высятся горами. Хотя в целом, ассортимент такой же, как и на любом московском рынке, и цены не сильно ниже. «Мандарины?» – робко спрашиваю я. «А? Да, пожалуйста». Покупаем и кило мелких чуть сплющенных мандаринов. Теперь сесть и…
В углу за рядами было какое-то двухэтажное здание, в котором расположилась администрация рынка, медпункт и пара лавочек. На второй этаж вела наружная лестница, сбоку стоял стенд – часть доска объявлений, а часть – доска позора. Вот под этой доской позора, у стеночки мы и обедали. Первосортные бомжи! В сапогах, с въевшейся грязью на руках, штаны в глине, на мне еще химза… Сидим, а перед нами пакетики с покупками. Гриша замечает, что он бывал на рынках в разных ролях – и как покупатель, и как торговец, и как какой-то служащий, но в роли бомжа он на рынке первый раз.
Поели. Ходим вдоль рядов, глазеем. Следующий объект развлечений – хурма. Вяленая хурма здесь все время встречается, развешанная большими гроздьями и связками, темная. Вначале я даже не поняла, что это. А потом Полина стала раззадоривать нас пробовать хурму. Сначала пробовал Гриша, но у него это плохо получилось: попробовать ему не дали. Потом пробовала я. Эти двое даже отошли. Ничего, попробовала, после даже купила – домой отвезти. Продавали тюльпаны и нарциссы. Купили символическую чурчхеллу. А так, я уже говорила, ассортимент обычного московского рынка, может, за исключением хурмы.
Начался дождь, мы пошли под лестницу, ту, что рядом с доской позора. Мимо снуют какие-то люди, кто-то торопится укрыться от дождя. Некоторые, на мгновение остановившись, говорят: «Ух, я тоже так хочу!». Какая-то бабка с тазом жалеет нас, что мы сидим на голом асфальте. Уверяем, что все хорошо. На вопрос «Откуда?» говорим «Из Краснодара». Полина заранее сказала нам, чтоб отвечали так. Ясен пень – москвичи везде «зажравшиеся свиньи». Никуда не хочется идти. Однако уже три часа. Встаем.
На крыльце какого-то заведения под козырьком уже стоит толпа. Школьники все еще по инерции гудят, как растревоженный улей. Судя по рассказам, часть сидела в пиццерии «и потратили пару тысяч». Кто-то просто слонялся туда-сюда. Девочки накупили цветов, отдельный букет нарциссов заготовлен для Сергея Менделевича – он их очень любит. Катя купила еды на ужин, для завтрака нет ничего… Идем быстро обратно – хлеб, сыр, печенье, вода. Хватит!
Мокрые, залезаем в маршрутку. Вот и географическое общество. Почти все зачет сдали. Бедный Сергей Менделевич, столько зачетов за полдня! Обедали они ролтонами и рыбой. За ужином (гречка, почти все берут мало или не берут вовсе – объелись) раздача мандаринов – мандариновая лихорадка. Кто-то не хочет этих фруктов – спорят и делят его порцию.
Сверху почти не капает, утренние планы обговорили. Я иду к костру. Под куском полиэтилена лежат наши дрова, целая куча. Напротив сидит Полина. Сзади машины и рыжие фонари, впереди поезда и море… Когда дровишки прогорают, я извлекаю новые и развлекаюсь с ними, засовывая в костер. «Прям чудеса – сидишь, а костер сам горит!» – смеется наш «товарищ главный костровед». Периодически к нам приходят по одному разные люди. То Сергей Менделевич сядет и заведет с Полиной беседу, то заблудшая девочка-припевочка, удивленная существованием костра, скажет «привет», то Наташа Петри погреется, то придут Саша с Гришей и начнут рассказывать о своих похождениях. «Альтернативная тарахтельня прямо». Придут, побудут и уйдут, а мы остаемся… В голове опять завертелись воспоминания, ногам тепло. Жгу, жгу дрова, но все не сожжешь – вот и время идти спать. Самолет рано.
Утром акция: покажи собранный рюкзак – получи завтрак. Мой рюкзак собран давно, я режу круглый кусок сулугуни на 25 частей. Это оказывается легко, главное – резать по кругу, как торт. Вот и первые рюкзаки и счастливые обладатели пайка. Какие-то девочки никак не могут собраться (Боже, за два дня так раскидать вещи! И что вчера они делали?). Ночью было премерзко. Дождь усилился, и дул ветер с моря. Еще вечером наш навес снизу залило. Мальчики перебрались выше («Мне хорошо – если зальет, то сначала Леву, я это услышу и успею перебраться на стол»), мы тоже передвинулись вглубь. А всех, кто спал на верандах, залило. Какая-то девочка лежала в насквозь мокром спальнике и, стуча зубами, говорила: «Мне холодно, мне холодно», совершенно не собираясь вылезти из спальника.
Наконец, все собраны. В аэропорту наш рейс задержали, и мы сели в самолет на час-полтора позже. В Москве уже томились толпы родителей, ожидавших своих детей.
Webmaster: Полина Волкова